Жулик: грабеж средь бела дня. Сергей ЗверевЧитать онлайн книгу.
и давешнюю сцену у детского садика…
Плюхнувшись в кресло, будущая мать выпятила живот и, закурив, вопросительно взглянула на гостя.
– А почему ты мне сразу ничего не сказал?
– Где мои брюки? – простонал Эдик, стеснительно становясь к девушке вполоборота.
– Брюки я сняла. Ты их в кабаке кровью заляпал, Танька застирала, на балконе сушатся… А пиджак с рубашкой я с тебя снимать постеснялась.
Осмыслить эту фразу не хватало сил.
– Ничего, пока без штанов походишь. Мы люди привыкшие. Вот, я тебе пива на опохмел принесла. – Достав из карманов безразмерного сарафана две бутылки «Балтики», хозяйка поставила их перед гостем. – Ты уж извини, что так все получилось. Ну, в «Золотом драконе». Посиди, Танька скоро придет.
– А почему она меня не дождалась?
– Ты же спал, вот она и не хотела тебя будить. Ладно, натреплетесь еще… Слышь, а ты че – натурально в ментуре работал? А потом сел, да? А за что?
– Начальство критиковал, – просипел Эдик, подумав.
– А это правда, что Нгуен берет тебя директором кабака? А можно будет к тебе в гости приходить? А угощать меня будешь? – выстрелила Лида очередью вопросов.
Голенков хотел было сделать барышне замечание – мол, к старшим следует обращаться на «вы»… Но, взглянув ей в лицо, передумал. Воспитывать эту отвязанную девицу было столь же нелепо, как подвесить на стрелке барометра гирьку, чтобы она вела себя послушней…
…Эдик просидел в обществе Лиды почти три часа. Уже через минуту ему стало понятно, каких садов этот фрукт. Да и профессиональных навыков бывшего опера оказалось достаточно, чтобы исподволь выпытать всю ее подноготную.
В голове Лиды Ермошиной царил полный мрак, слабо разбавленный какой-то скабрезной чушью. Она презирала абсолютно все: хорошие манеры, воспитанность, образование, работу, чтение книг и даже элементарную человеческую порядочность. Мужиков, впрочем, она в свои шестнадцать лет тоже презирала. Но обходиться без них не могла. Вот уже третий год единственным источником существования малолетки была базарная проституция. Однако сама Лида не видела в этом ничего предосудительного.
– Мужикам «разгружаться» надо, а мне – бабло. Я с шестого класса гуляю и всегда на косметику и колготки имею, – с подкупающей искренностью сообщила девушка и деловито рассказала, как делала школьные уроки в перерыве между «палками» и как почтенные отцы семейств, глядя на это, просто кончали.
– А… как же школа? – ужаснулся Голенков.
– Да ну ее в жопу! – лениво отмахнулась Ермошина. – Все, что мне от жизни надо, я и так умею.
– А папа с мамой?
– Мамку прошлой зимой грузовик переехал. Бухая была, – равнодушно сообщила Мандавошка. – А папка… Хрен его знает, где он теперь. Вернулся с зоны лет шесть назад, братика Димку забацал – и опять сел.
– А… старик с игрушечным автоматом… он кто?
– Мой дед. Полный придурок, бля. Когда-то вертухаем в лагере служил. Во время бунта на зоне по голове получил,