Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья. Александр ГорбуновЧитать онлайн книгу.
ней и осели. В домах у них поддерживалась русская речь, сыновьям, говорившим с детства еще и по-фински, язык родителей пригодился, помог найти вполне приличную работу в крупных фирмах, сотрудничавших с Советским Союзом.
Любовь к России и футболу привела Николая Островского и Владимира Поволяева в Москву в гости к Льву Яшину, который охотно согласился дать хельсинкскому турниру свое имя, тем более что в финской столице популярным в среде русскоговорящей публики было созданное Островским и Поволяевым общество «Динамо». Названное так, как они говорили, в честь Льва Ивановича.
Раз в год, весной, Яшин приезжал в Хельсинки, наблюдал за матчами турнира, вручал Кубок, призы, встречался с соотечественниками, работавшими в посольстве, торгпредстве, корпунктах, международных конторах. Это был праздник общения с Великим Вратарем, доступным, веселым, беседующим с мальчишками и раздающим автографы их родителям, поражающим абсолютной естественностью.
Беда
Информация о беде, случившейся со Львом Ивановичем, оглоушила. Спустя какое-то время после операции по ампутации ноги он лежал в институте протезирования, где ему делали протез. По выходным дням Валентина Тимофеевна увозила его домой. Коридор отделения, в котором лежал Лев Иванович, был едва освещен, с заляпанными стенами, с грязным, засыпанным опилками полом. Вдоль стен в колясках передвигались молодые парни. Палата оказалась очень тесным помещением – узким, с одним окном во всю стену. Слева и справа стояли больничные койки, тумбочка, инвалидная коляска, много костылей. Яшин попал в одну палату с инвалидами-афганцами. Все – с ампутированными нижними конечностями. Все – из разных уголков страны. Все – почти дети, постоянно голодные. Родственники далеко, а как кормили (и кормят по сей день) в наших больницах, всем известно.
Юные калеки с голодными глазами могли свести с ума. Все продукты, которые приносила Валентина Тимофеевна, Лев Иванович отдавал ребятам, плакал, переживая за мальчишек тяжко, и просил врачей перевести его в другую палату.
Изготовление протеза заняло много времени. Верхнюю часть его сделали из дерева. Получилась тяжеленная огромная бочка, которую Лев Иванович назвал «кадушкой». В Хельсинки врачи рассматривали его «кадушку» так, словно в их руки попал редчайший музейный экспонат. Когда я перевел им, как Яшин называет сей предмет, они спросили, почему именно так. «Потому, – сказал Лев Иванович, – что в „кадушке“ этой можно огурцы солить».
«Кадушка» крепилась ремнями к поясу. Коленные «суставы» делавшихся тогда в Москве протезов были настолько примитивными, что высокому человеку, такому, как Яшин, с большой массой тела, необходимо было обязательно пользоваться еще и костылями.
Ужас состоял в том, что государство, которому выдающийся по мировым меркам спортсмен Яшин служил верой и правдой всю свою жизнь, прославлял его за границей, добиваясь с партнерами громких побед – на Олимпиаде-56 в Мельбурне и в финале Кубка Европы-60 в Париже, – палец о палец не ударило для того, чтобы