Проклятие двух Мадонн. Екатерина ЛесинаЧитать онлайн книгу.
я встретила в санатории. Вообще-то это не совсем санаторий, а скорее дурдом, но дурдом комфортный. У меня он ассоциируется с зефиром, такой же воздушно-розовый, приторный и липкий. Розовые стены, розовая униформа персонала, приторные улыбки докторов и липкое, навязчивое внимание. Больше всего угнетало именно внимание.
…Сашенька, а не выйти ли вам в сад, посмотрите, какая замечательная погода…
…Сашенька, вы плохо кушаете…
…Сашенька, если вы будете и дальше игнорировать рекомендации Всеволода Петровича, то никогда не поправитесь…
Вернее, не так, здесь избегали слов «болезнь» и «поправиться», потому что считалось, что те, кому по карману «Синяя птица», совсем не больны, а… просто отдыхают. В санатории.
– О чем ты думаешь? – спросила Ольгушка. Вот уж кого пребывание в «Синей птице» совершенно не раздражало, Ольгушка была на редкость милым существом, добрая, покладистая, болезненно-впечатлительная. Ей даже медсестры улыбались не потому, что им платили за улыбки и вежливость, а потому, что любили.
Это она себя так называла. В первый же день в столовой она сама подошла ко мне и сказала:
– Здравствуй. Ты новенькая, да? А меня зовут Ольгушка.
И мы подружились.
– Ты снова молчишь, – Ольгушка вздохнула. – Ты все время молчишь и думаешь, думаешь и молчишь. Это плохо.
– Почему?
– Потому что в тишине появляются странные мысли. Я боюсь тишины, она стирает меня.
– Как стирает?
– Как ластиком. Или краски водой. Дождь идет, краски бледнеют, бледнеют, а потом совсем исчезают. И тишина меня исчезает.
– Глупости.
– Возможно. Я всегда говорю глупости. Я ведь сумасшедшая. – Она произносит это со всей возможной серьезностью.
На улице весна и воздух пахнет цветами… начало мая, солнце гладит кожу, и мне почти хорошо.
– Так о чем ты думаешь? – повторила вопрос Ольгушка. – У тебя счастливое лицо.
Ни за что бы не подумала. Счастливое лицо… хотя мама говорила, что я – прирожденная актриса.
Дура я, а не актриса. Обыкновенная дура, потому и сижу в этом, с позволения сказать, санатории, усиленно делая вид, что мне здесь нравится.
…Сашенка, не надо быть такой букой…
…Сашенька, почаще улыбайтесь, вам так идет улыбка…
А мне вообще все идет, даже эта долбаная розовая пижама. Вот Ольгушка в больничном наряде выглядит совершенно невозможно, кожа кажется болезненно-бледной, изуродованной на висках синими сосудами, глаза припухшие, то ли от слез, то ли от долгого сна, а длинные волосы собраны в унылый пегий хвост.
– Доктор сказал, что ты скоро уедешь… – Она снова вздохнула. – И я тоже… я не хочу уезжать, но мама настаивает.
– Если не хочешь, то не уезжай.
Ольгушка грустно улыбается, и я понимаю, что она никогда в жизни не осмелится возразить матери.
– Я бы хотела быть такой же сильной, как ты. Не бояться. Знаешь, я ведь тоже пыталась…