Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты (сборник). Александр ИличевскийЧитать онлайн книгу.
к нему трудно выразимую близость. Это был низенький робкий человек, с редкими блеклыми волосами и резкими чертами лица. Один глаз его был чудовищно крив, ходил он, нетвердо держась на кривых ногах. Лоб его был повязан полоской материи, на которой, тщательно выведенный шариковой ручкой, красовался ветвистый иероглиф.
Он как раз и заинтересовал Вадю. Вадя терпел две недели – и не выдержал. Подсев на корточки на пути проходящего мимо Зоркого Глаза (так звали этого человека), Вадя уважительно нахмурился:
– Слышь, браток, я тут давеча всю дорогу дивился: а что это у тебя во лбу горит?
Зоркий Глаз покорно присел к Ваде, сложил ноги «лотосом», ткнул пальцем себе в лоб и прохрипел:
– Это – буква стихий. Символ Инь-и-Ян.
Вадя пошире раскрыл глаза. Зоркий Глаз замер и четко прибавил:
– Сложная штука!
– А ты расскажи, не таись, – кивнул ему Вадя и приложил к уху ладонь.
– Короче. В каждой точке Вселенной есть Инь и Ян. Белое и Черное. И вот они сношаются. Вот таким образом. – Зоркий Глаз изобразил локтями волнообразные движения и кивнул: – И так в каждой точке пространства бытия. Тут. Там. Здесь. Вот здесь. В космосе. Везде. Белое – Инь осеменяет Черное – Ян. И наоборот. Счастье зависит от того, с какой частотой они это делают.
Вадя отвел палец Зоркого Глаза, чтобы тот не мешал ему рассматривать иероглиф.
– Так значит, прямо так и сношаются? – спросил недоверчиво Вадя, пытаясь понять, какой глаз у собеседника главный.
– Да. Но жизнь, счастье зависит от частоты. Как быстро они это делают. – Зоркий Глаз перевел взгляд на музыканта, выпавшего в коридор с гитарой в руках.
– Друг, скажи, я слушаю, – вежливо напрягся Вадя.
– Частота должна быть такая: единица, деленная на «аш с чертой», на постоянную Планка, – понизил голос Зоркий Глаз, вывел рукой плавный зигзаг и перечеркнул его ребром ладони. – Это очень большая частота. – Он важно поднял палец.
Вадя сокрушенно провел ладонью по волосам и сказал нараспев:
– Понял, братишка. Ну, бывай. Будь осторожней, брат. Будь.
Вадя хлопнул себя по колену, встал.
К Зоркому Глазу молча подсел гитарист и принялся страдальчески надрываться пальцами по грифу, клоня голову и кивая в сторону комнаты, где стояли колонки, подвывающие его дребезжащим пассажам.
XIII
Когда Надя долго оставалась одна, лицо ее постепенно становилось глуповатым – взгляд останавливался, и если ей с усилием что-то вспоминалось, то лицо бледнело, приобретая ошеломленное выражение, или краснело, и выражение становилось тягостным, как у человека, который сдерживает сильную боль. Оставаясь одна, Надя старалась скорее заснуть. В одиночестве она претерпевала какую-то бедственную трудность, которая состояла в неизъяснимом беспокойстве, слишком неподатливом для внутреннего овладения. А если заснуть не получалось, старалась читать. Читала по складам всё, что попадало под руку, – этикетки, квитанции. Читала яростно, пыхая, шевеля губами, едва успевая переводить дух, читала