Смерть меня подождет. Григорий ФедосеевЧитать онлайн книгу.
кажется, есть предел. Зверь, будто почуяв опасность, вдруг выскочил на берег. Он опять ищет спасения в беге. Я мгновенно поворачиваюсь к нему, ложе карабина прилипает к плечу.
Грохочет выстрел. В знойной тишине коротко огрызается на него правобережная скала. Пуля, обгоняя сокжоя, взвихривает пыль впереди него. Это мне и нужно! Зверь круто поворачивает назад и, охваченный страхом, несется на меня.
Глаза тревожно шарят кругом, ноги готовы вмиг отбросить в сторону тяжелый корпус.
Теперь все подозрительное вызывает в нем страх. Увидев меня, он бросается в реку, огромными прыжками скачет через заводь и исчезает в бурном потоке Зеи. А над косой носятся обманутые пауты, не понимая, куда девался зверь. Сокжой, благополучно миновав наносник, выбирается на крутой противоположный берег и скрывается в зеленой чаще леса.
Пора возвращаться. Солнце сушит позеленевшую землю. В полуденной истоме млеет тайга. Ни птиц, ни звуков, даже комары присмирели. Стрекозы бесшумно носятся в горячем воздухе.
В лагере тоже покой. Стадо отдыхает, плотно прижавшись к дымокурам. Люди под пологами пьют крепкий чай.
По долине вдруг пробежал ветерок, встревожился лес, повеяло прохладой. Олени, разминая натруженные спины, разбрелись по лесу.
Часа через два наш караван уже пробирался по чаще и болотам.
Предположение Улукиткана оправдалось: тропа, проложенная сокжоем, помогла нам благополучно перейти марь, выйти к подножию левобережных гор, образующих долину Зеи. Как только под ногами оказалась сухая земля, проводники повеселели, Николай запел, растягивая однотонные звуки. А Улукиткан взобрался на своего оленя и, покачиваясь в седле, покрикивал ободряющим голосом на животных.
Мы продолжаем продвигаться на север. Долина все так же просторна. Русло Зеи на всем своем протяжении прижимается к правой стороне долины, стачивая спадающие к ней крутые отроги гор.
В тучах гаснет кровавый закат – вестник непогоды. Вечер холодный. Угрюма, без птичьих песен, лиственничная тайга. Пора подумать о ночевке.
Улукиткан торопит оленей. За озерком он сворачивает влево, переводит караван через густую осоку, и олени мягко зашагали по бархатистому мху к поляне. Неожиданно из зарослей багульника выскакивает заяц. Мелькает по просветам, несется вперед, точно удирая от стаи борзых, но вдруг останавливается, поднимается на задние лапы, разочарованно оглядывается – за ним никто не гонится.
– Счастье твое, косой, что собаки отстали! – говорит добродушно Василий Николаевич.
У края поляны мы остановились на ночлег. Заяц еще долго наблюдал за нами, потом неохотно поковылял в перелесок.
На второй день в полдень мы поднялись на небольшую возвышенность. Наконец-то видим Становой! Его скалистые гряды протянулись перпендикулярно направлению долины, как бы преграждая нам путь. Хребет, когда на него смотришь с юга, кажется грандиозным и недоступным.
По небу бродят, как хмельные, облака. Это опять к непогоде.