От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945. Фернан КайзергруберЧитать онлайн книгу.
нас перед ними, что мы были смущены. На самом деле мне было неловко не за себя, а за тех, кто не следовал вместе с нами. Я никак не одобрял действий капитана, который так старался заставить других поехать на фронт, просто давил на них! Мы, 30 солдат, стояли перед ротой. Но только не капитан, который, несомненно, позднее аккуратно заполнит все необходимые документы. Ну и ну! Мы узнали, что за все это время наш капитан ни разу не выказал ни малейшего желания отправиться на фронт! Капитан остался в Намюре.
Однако позднее, в легионе, я познакомлюсь с сыном капитана, Жаном, вступившим в него 8 августа 1941 года, и этот парень заставит меня забыть, что его отец не обладал той же смелостью, что его сын. Капитан волен был сам решать, идти или не идти на фронт… но после такой-то пламенной речи! Меня потряс не столько факт того, что он остался, потому что я не хочу никого попрекать, а то, как подталкивал на это других!
Вечером в один из последних дней февраля было объявлено, что добровольцы Восточного фронта отбывают на следующий день. С этого момента всех нас, естественно, охватило лихорадочное возбуждение, но, увы, следующим утром на Reveille – побудке оказалось, что у меня самая настоящая лихорадка. Я простудился на посту накануне ночью. Когда я сообщил об этом товарищам, сразу стало ясно, что если я признаюсь и попрошусь к доктору, то рискую прослыть трусом, испугавшимся отбытия на фронт. Я ничего не сказал и отправляюсь вместе с ротой на Hauteurs de Jambes – высоты Жамба (городской район Намюра) – для полевых занятий. Плато покрыто толстым слоем снега, что сильно усложняло занятия, зато предохраняло меня от переохлаждения. Но увы! Я впервые пожалел, что наступил перерыв, потому что по мне лучше бы его не было. Когда занятия возобновились, я дышал с трудом, щеки мои горели огнем. К счастью, последняя часть занятий длилась недолго, мы построились и возвратились в казармы. Не тратя время на поглощение пищи, к которой у меня нет никакой охоты, я собрал свои пожитки. Около 13:00 мы были на вокзале, Пауль Ван Брюсселен, Артур В. Е., Морис В. и я – вместе с несколькими другими, отбывающими в том же направлении. Я не подавал виду, что болен, и изо всех сил старался контролировать себя, но чувствовал, что у меня, должно быть, очень высокая температура. Возможно, после лихорадочной активности последних дней спокойная поездка оказалась слишком резким контрастом. У меня теперь есть время подумать, и, вероятно, хорошо, что его предостаточно.
О чудо! Поезд сбавляет ход чуть ли не перед самой остановкой на вокзале в Буафоре (одна из коммун брюссельского столичного региона. – Пер.). Мы хватаемся за эту возможность, а вместе с тем и за наш багаж и спрыгиваем с движущегося поезда. Здесь тоже везде снег. Затем направляемся разными путями к своим домам. Войдя в дом, я без сил падаю в кресло. Когда просыпаюсь, то вижу доктора К., нашего семейного врача, склонившегося надо мной и прослушивающего мою грудь. Именно это разбудило меня. Рядом с ним, с озабоченным выражением лица, мой отец. Диагноз – плеврит! Мне разрешено курить, что довольно