Сила слова (сборник). Наталья ГорскаяЧитать онлайн книгу.
href="#i_003.jpg"/>
Смерть генсека
Начиналась весна. Кажется, было начало марта, когда умер последний Генсек – точно не помню. Помню только, что предыдущий умер где-то за год до смерти своего преемника. Так получилось, что все последние Генсеки были очень пожилыми и болезненными людьми. А в восьмидесятые годы словно традиция сложилась, что возглавлять государство дозволительно только очень дряхлому старику, как Римский Папа. Андропов правил всего год и три месяца, а Черненко и того меньше. Шутка ли: одному под семьдесят, другому за семьдесят – в то время это был возраст запредельный. Сейчас в семьдесят некоторые ещё резвятся, чуть ли ни на студентках женятся, но в советском правительстве люди очень быстро старели. Так уж повелось. У каждого непростая жизнь: выходцы из бедных слоёв населения (иначе и быть не могло), голодное детство, юность выпала на годы революций и гражданских войн, зрелость – на годы репрессий, Мировой и Холодной войны, и всё такое прочее. Когда их на пост Генсека только назначали, страна уже понимала, что человек смертельно болен, фактически при смерти.
Потом пришёл бодрый Горбачёв – первый и последний президент СССР. Он заменил малопонятное название должности главы государства «Генеральный секретарь Центрального Комитета» просто на президента, когда уже заканчивалась его знаменитая Перестройка. И был он «мол о д»: всего каких-то пятьдесят лет с хвостиком! По меркам старцев из Президиума ЦК КПСС это было очень мало, почти детство. Некоторые рядовые граждане даже ворчали: «Ну, куда такого молодого поставили страной рулить». А уж когда он затеял свою Перестройку, они окончательно укрепились в своей правоте: «Чего ж от этого мальчишки можно было ожидать! Неужто повзрослее никого не нашлось?». Повзрослее, конечно, были. Но были они так стары и больны, что никому уже не хотелось лезть на пост главы крупнейшей державы мира, чтобы… через год опять объявлять траур по причине кончины очередного Генсека.
Это сейчас на пост президента можно баллотироваться в возрасте тридцати пяти лет, и думается, что данный барьер со временем будет уменьшен. Теперь многие граждане, которые лет на десять постарше меня будут, тоже изумляются:
– С ума сойти! Медведев-то, оказывается, моложе меня. Ну, ваще! Раньше такого не было! Раньше какого-нибудь ветхого деда назначат, страну не спросив, и… жди некролога из ЦКБ.
До сих пор многие вздрагивают, когда слышат, что какие-то девчонки признаются в любви Путину, а то и на Сердюкова с Шойгу «глаз кладут», бредят имена ми Немцова или Якеменко. Казалось бы, что тут ужасного? Создают же подростки кумиров из музыкантов и артистов, влюбляются в телеведущих и спортсменов, почему в президента или министра нельзя? Но дело в том, что за минувший двадцатый век страна как-то привыкла, что политикой в стране должны заниматься люди настолько преклонного возраста, относительно которых никакие аморы и «прочие глупости» недопустимы. Когда мы были подростками, в кого можно было влюбиться из правительства? В Суслова, в Громыко –