Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1. Людмила ИвановаЧитать онлайн книгу.
девочкой, иное дело, когда в животе – мальчик; медведь может погнаться за такой женщиной, и тогда именно из этого ребенка вырастает хороший охотник. Иногда медведь убивал беременную мальчиком[221], тем самым как бы видя в будущем новом члене родового коллектива своего соперника.
Уже говорилось, что в сознании карела образ хозяина леса близок к образу черта, нечистой силы. Это также отразилось в древнем пласте языка. Именно со словом metsä (лес) связано огромное число ругательств, в которых оно переводится именно как черт. Во-первых, это распространенное проклятие: «Мессу sinuu ottas» (Лес бы тебя побрал). Считалось, что если такое ругательство направлено на ребенка или на домашнее животное – лес обязательно спрячет его, возьмет в свое укрытие («meccy peittäy», «mecän peitos on»), В д. Импилахти говорят: «Tsortu silmät vei, mettsy otti, ku en eniä kylän rahvahii tunne» (Черт глаз унес, лес взял, раз уже не узнаю односельчан). Или: «Tulgua, meccähizet, iäre, heittiät pajatandu!» (Идите, лешие, вон, перестаньте петь). Существует выражение, аналогичное русскому «Какого черта (лешего) ты пришел? Midä meccähisty sinä tulit?» Русский фразеологизм «пропади пропадом» (сгори в адском котле) сопоставим с карельским «mene mecän kattilah» или «mene helvetin kattilah» (иди к лешему в котел / иди в адский котел)[222].
Вера в силу и покровительство почитаемых деревьев нашла широкое отражение и в образных пластах карельского языка, особенно в различных фразеологизмах[223]. Про недотепу говорили olet lepän töhlö (ты ольховая растяпа); про легкомысленного человека – huabamieli (осиновый ум); про упрямого – oled gu koivuine curku (как березовая чурка); про вековуху – kassu kadajine, perze pedäjine (коса можжевеловая, задница сосновая); про бедняка – kodi on korves, perti pedäjäs, elot ok-sal (дом в глухом бору, изба на сосне, пожитки на суку); про здорового и крепкого человека – on ku honkan runko (как ствол сухостойной сосны); про горько плачущую – itköy ku koivu koaduu (плачет как береза клонится). Во многих устойчивых выражениях сохранились отголоски не только архаичного поклонения деревьям, но и признания родственных отношений с ними. Внебрачного ребенка называли kataikon alta löyvetty (под можжевельниками найденный); про человека, который не был родственником – viärän koivun kautti on heimolaini (родственник через кривую березу). Аналогом русской пословицы «Яблоко от яблони недалеко падает» является карельская «Kandoh i vezat kazvetah» (По пню и побеги). Когда человек умирал, карелы говорили männä mättähäh (уйти под кочку) – в данном случае кочка (как и пень) обозначает вход в потусторонний мир, в подземное царство; а похоронить означало panna kahen pedäjän välih (положить между двух сосен). Выражение d’oga haabu hammastaa (каждая осина кусает) означало «все обижают». Когда с человеком надоедало возиться и уже было все равно, что он будет делать, говорили: mengäh hot’ huobazeh kandoh ocin (пусть уходит хоть в осиновый пень лбом), mengäh hot huabazeh kuuzeh (пусть уходит хоть в осиновую ель), hos kuivah kuuzeh kohokkah (хоть на сухую ель пусть залезет), männä hot’ honkah ocin (идти хоть в сухостой лбом). Полное безразличие к происходящему означало выражение: vaikka honkie taivahasta satakkah (пусть хоть сосны с неба падают).
У карелов, как и у всех народов, в древности широко был распространен культ отдельных деревьев. Особенно почитались береза, ольха, сосна; одним из самых священных деревьев считался можжевельник. Хотя с осторожностью и почтением надо было относиться к любому дереву, ибо «Et tiija eläes, mis puus piru istuu» (Не знаешь, живя, в каком
Материальная культура и декоративно-прикладное искусство сегозерских карел. Л., 1981. С. 26.