Здесь, под небом чужим. Валерий ПоволяевЧитать онлайн книгу.
естественно, проверенных Голиком и Задовым, рабочих.
Съезд обсудил два важных вопроса, поставленные перед ним батькой, и проголосовал за них единогласно. Первый вопрос был связан с образованием в республике Махновии «вольных безвластных Советов», – собравшиеся решили создать такие Советы обязательно, хотя никто не знал, что это такое и с чем этот фрукт едят (но звучит красиво), второй – о мобилизации в Повстанческую армию мужчин в возрасте от девятнадцати до тридцати девяти лет – слишком уж здорово выкашивали батькины ряды фронт и тиф, спасу от них не было никакого.
Белые начали поспешно отступать в Крым – рассчитывали, что втянут на полуостров лучшие свои части и запечатают узкую горловину перешейка прочной пробкой.
На них плотной стеной наседала Четырнадцатая армия, которой командовал Иероним Уборевич. Надо заметить, что членом Реввоенсовета Южного фронта, по сути – комиссаром, был Иосиф Сталин.
Сталин же, как известно, в пику Троцкому, относился к батьке с симпатией, более того, при разработке планов по уничтожению Деникина он отводил Повстанческой армии Махно видную роль.
– У Махно – прекрасный аппетит, – сказал будущий «отец народов», – он прекрасно стрескает Деникина под крепкую украинскую горилку.
Седьмого декабря 1919 года Троцкий выступил на VII Всероссийском съезде Советов, где признал успехи Махно в борьбе с Деникиным «внушительными» и одновременно предупредил зловещим голосом, что «завтра, после освобождения Украины, махновцы станут смертельной опасностью для рабоче-крестьянского государства».
Василий Куриленко получил в Красной Армии повышение – стал комдивом, начальником дивизии.
За отличную службу и успехи в боевой и политической подготовке (так, кажется, тогда звучала эта знаменитая формулировка), за то, что успешно теснил деникинцев, но был ранен, Куриленко получил заслуженный отпуск.
Куда мог рвануть доблестный комдив на три недели, отведенные ему по отпускным бумагам на поправку, – если честно, этого было маловато, – в какие края? Естественно, в края родные, свои собственные.
Подтянутый, высокий, в ремнях, в шинели из тонкого сукна, к которой был прикручен орден Красного Знамени (тот самый, полученный вместе с Махно), с маузером на одном боку и шашкой на другом, он появился в Гуляй-Поле.
Перед этим побывал в Новоспасовке, хотел увидеть мать, но мать его умерла – похоронили совсем недавно, и командир Восьмой кавалерийской дивизии, тихо охнув, опустился на поленницу дров: ему показалось, что ноги перестали держать тело, – собственно, так оно и было.
– Ма-ма… – тихо, со слезами прошептал боевой комдив.
Подоспела сестра, простоволосая, в овчинной кацавейке, накинутой на плечи, бросилась к комдиву.
– Василь! – вскричала она. – Вася! Остались мы одни! – В горле ее что-то захлюпало, и в следующее мгновение она заревела басисто, раскачиваясь всем телом.
– Замолчи! – прикрикнул на нее брат. – И без твоего воя тошно…
Сестра прекратила