Мозаика малых дел. Леонид ГиршовичЧитать онлайн книгу.
разговоров вокруг, не буду смотреть “Левиафана!”» Сорри, мадам, немножко быть снобом может только дура. Учитесь у тех, из кого снобизм вьет веревки. Если от германовского фильма я не знал, чего ждать, то, беря билет на «Левиафана», знал – «чернуху», то есть комбинацию «очернительства» с бытовым натурализмом. На зэчьем языке «чернуха» – совсем другое: приписки. Если шире, то врать, темнить. Значения меняются – язык остается, чего никак не возьмет в толк оторвавшийся от Родины пурист.
Начну с того, что диалоги хороши и живой великорусский язык им соприроден. (Попыткой законодательно превратить страну, включая самих законодателей, в немой фильм увенчана мудрость народных избранников, но я-то смотрел его в Париже – не в Москве.) Впечатляет кастинг: физиономии сидят как влитые. Вот упертый Иванушка-дурачок с его подростковой улыбочкой, в любую минуту готовый завестись. «Не ведись», – говорит ему заезжий адвокат (Марья-искусница с лицом Высоцкого), но разве Иванушка-дурачок послушается? Гоголевский городничий – «с руками по локоть в крови», немножко перепудрен с перепоя. Дядя Паша-милиционер с сытым, подозрительно мягким лицом, словно подрабатывает на еврейском радио. Чем-то он напоминает Рогозина, тоже состоящего при суровой должности. А какая тетя Анджела – прямо объедение. Не просто вижу – верю! верю! верю! – хоть и не имел чести быть знаком лично. Неверница – кем убитая, спросите у Анджелы – вся в мрачном предчувствии: хорошо знает и себя, и своего Иванушку-дурачка. Можно дальше перечислять в свое удовольствие. Правда – лучший актер, позволяет играть самих себя. Даже норковая городничиха (без речей) небольшое стихотворение. Это вам не письмо симпатическими чернилами о том, как трудно быть богом с маленькой буквы.
Чернуха? Усилием воли я не беру это слово в кавычки: раз все говорят «чернуха», представляя себе бомжатник в собственном соку, дедовщину на генитальном уровне во весь экран, занюхивание метилового спирта собственным носком – значит, так оно и есть. Но нет ведь в фильме ничего подобного. Русский север, пленка «кодак». Не столько «нет безобразья в природе», сколько «нет – безобразью в природе». Даже пьют фотогенично – на экспорт. Вот, мсье-дам, как мы можем, от нашей социальной безысходности. Стаканами, бутылками, да пребольшими, нет-с – бочками.
Но если пьянство выглядит гротеском – а дальше, брат мусью, интерпретируй как хочешь, – то фазы опьянения по своим нюансам напоминают полотна Моне: стог сена после первых двухсот, тот же стог сена в сиянье дня, тот же стог сена от двух до пяти, тот же стог сена между собакой и волком, тот же стог сена в лунном свете.
Удручающее впечатление производят интернет-пользователи своими бессмысленными комментами: страна Левиафания, чернуха, Иов. Олицетворенный позитив, без которого нет гуманистического и, следовательно, подлинного искусства, появляется, как чертик из табакерки, и говорит герою: «Ты – Иов». Для всех подсказка. Теперь, подобно античному хору, можно повторять: «Смотрите, он Иов! Это современная