Дети Есенина. А разве они были?. Юрий СушкоЧитать онлайн книгу.
удалось напомнить, что в стране существуют законы, неважно, плохие или хорошие, но они есть, и никто не вправе их нарушать. А попортить нервишки этому щелкоперу – так, пустяки.
…Неспешно бродя тем сентябрьским днем голицынской рощей по опавшим листьям, Александр Сергеевич всесторонне, как задачу по математической логике со многими неизвестными, анализировал предложенный ему новый правовой казус. Конечно, жаль писателей-бедолаг. Но не они первые и, судя по тому, как мрачнеют настроения в стране в последнее время, не станут последними. Отсюда следует безусловный вывод: «Эти черти наверняка решат рассматривать дело в закрытом режиме. Постараются найти любые зацепки. Они боятся. Значит, время требовать гласности суда! Пусть они осудят ребят, но пусть слова, вроде тех, сказанных Шатуновским: «С нашей партийной точки зрения не имеет значения общечеловеческое значение клеветы» – пусть эта псевдоправовая аргументация прозвучит уже не на гражданском, а на уголовном процессе. Хотя, в общем-то, природа их одна. Но чем больше будет подобных случаев, тем быстрее любым репрессиям будет положен конец. Потому что это же бьет по властям. Им просто будет невыгодно попасться на том, что их собственные суды так дико трактуют законы – и только лишь для того, чтобы остановить какого-нибудь более-менее двусмысленного автора, печатающегося за границей да еще под псевдонимом. Это все можно будет делать до тех пор, пока никто серьезно про законы не спрашивает. Пока люди, которые освещают такие события, хотя бы и иностранные журналисты, пишут об этом с точки зрения сплетника, обывателя, наблюдающего, кто что сказал. А как здесь можно что-то умное сказать, не вникая в элементарные нормы судопроизводства? А как вникать, если все происходит при закрытых дверях? Само требование гласности, вне всяких сомнений, конституционно. Так в чем же дело?..»
Но как требовать? Топать ногами? Писать возмущенные письма? Было, проходили. Выходить на митинг? На демонстрацию?
В кругу друзей вольпинская идея – провести мирную акцию протеста – вызвала неоднозначную реакцию. Многие отнеслись к этому вообще как к провокации. Ему говорили: «Алик, ты с ума сошел! Ты что, всерьез? В самом деле? Всех ведь просто посадят! А пользы арестованным – пшик. Ты что, забыл, в какой стране живешь?..»
– Где мы живем, я помню. Но и здесь можно оставаться свободным и честным человеком. Как? Хочешь быть свободным – открой рот и говори правду, – упрямился Алик.
– Личность или группа личностей ничего не может сделать против истории, – осторожно заметил Юра Айхенвальд[5].
– Да наплюй ты, братец мой, на фиг на историю! Речь идет о юридическом факте! Если что надо менять, то, может, именно историю, чтобы новое поколение жило именно по кодексу. Я думаю, – говорил Есенин-Вольпин, – что если бы такие протестные акции проходили в 20–30-х годах, если бы они тогда составляли фон московской жизни, то Сталину просто не удалось бы захватить власть, которую он получил. Мы должны быть все-таки
Айхенвальд Юрий Александрович (1928–1993). Поэт, переводчик («Сирано де Бержерак», «Соло для часов с боем» и др.). Правозащитник. Был в ссылке, подвергался принудительному лечению в психбольнице.