Реформатор после реформ: С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы. Элла СагинадзеЧитать онлайн книгу.
что С.Ю. Витте был у власти более пятнадцати лет, он остался для общества «выскочкой», «человеком залезшим». Возглавляя финансовое ведомство, Витте являлся de jure лишь одним из высших сановников, однако de facto – чуть ли не первым министром, наделенным огромной властью и неограниченными материальными ресурсами. Заняв же в 1905 году номинально более влиятельную должность премьер-министра, на деле он получил гораздо меньший, чем прежде, объем полномочий.
Разительное несоответствие власти и влияния, которыми обладал Витте, занимаемым им должностям – привычная черта российской политической культуры. Приближенный к правителю министр всегда находится в центре общественного обсуждения, но действует закулисно. Чуждость Витте установленным бюрократическим правилам, его неуклонно растущее влияние, искушенность в закулисной борьбе давали пищу для конспирологических толкований.
А.Л. Зорин в статье, посвященной обстоятельствам отставки М.М. Сперанского, убедительно показал, как культурно-исторические стереотипы эпохи отразились на восприятии личности министра и облегчили многочисленным недоброжелателям задачу по его удалению со всех государственных постов на долгие годы[259]. Удивительна схожесть не только характеров, но и политических судеб двух крупнейших реформаторов в российской истории. Оба министра поднялись к высшей власти исключительно благодаря своим незаурядным способностям, силе характера и государственным дарованиям. Тот и другой воспринимались многими влиятельными современниками как чуждые фигуры (Сперанский – в силу своего недворянского происхождения, Витте – по причине предыдущего опыта, связанного со сферой частного предпринимательства), карьера обоих зависела от расположения к ним самодержцев. Характерно, что в некрологах Витте аналогия со Сперанским проводилась чаще всего[260].
Но гораздо важнее набор обвинений, которыми осыпали реформаторов их противники: при сопоставлении этих обвинений можно увидеть буквально текстуальные совпадения. Сперанский выглядел в глазах публики ключевой фигурой масонского заговора, Витте – еврейского. Сперанскому ставили в вину особое расположение к французам, что вкупе с лестными отзывами Наполеона о нем делало сановника символом непопулярного внешнеполитического курса. В случае же Витте широкое хождение имели слухи о неисчислимых похвалах и наградах русскому министру от немецкого императора Вильгельма II.
Конечно, за столетие «репертуар» фобий в общественном мнении Российской империи изменился. К началу XX века, когда в общественно-политической жизни приобретает злободневность и остроту «еврейский вопрос», обвинения в связях с «жидами» становятся для государственного деятеля гораздо более опасными, чем принадлежность к тайным масонским организациям. Новую жизнь получает традиционная для России германофобия, в то время как французы перестают восприниматься враждебно.
Под влиянием событий революции 1905–1907 годов к образу Витте добавляется и еще один важный атрибут отрицательного персонажа –
Смерть С.Ю. Витте // Петроградские ведомости. 1915. 1 марта;