Наедине с убийцей. Об экспериментальном психологическом исследовании преступников. Владимир БехтеревЧитать онлайн книгу.
на более быстрый темп любимой арии моего приятеля. П. со своей стороны внезапно переменил мотив и начал насвистывать „Madame Angot“. Все рассмеялись. Мой друг был слишком занят шахом королевы, чтобы заметить что-нибудь. Начнем опять, сказал я, и вернемся к „Пророку“. Немедленно мы опять услыхали замечательную фугу Мейербера. Все, что мой друг знал, было только то, что он что-то насвистывал».
Нет надобности пояснять, что здесь не было мысленного внушения, а было внушение слуховое, которое проникало в психическую сферу совершенно незаметно для внушаемого лица и без всякого с его стороны сопротивления.
То же самое мы имеем и в других случаях. Возьмем еще примеры из Б. Сидиса:
«У меня в руках газета, и я начинаю ее свертывать; вскоре я замечаю, что мой друг, сидящий против меня, свернул свою таким же образом. Мы говорим, что это случай внушения»[35].
Мы можем привести и много других аналогичных примеров, где внушение входит в психическую сферу незаметно для самого лица и без всякой борьбы и сопротивления с его стороны.
Вообще можно сказать, что внушение по крайней мере в бодрственном состоянии гораздо чаще проникает в психическую сферу именно таким незаметным образом и во всяком случае без особой борьбы и сопротивления со стороны внушаемого лица. В этом и заключается общественная сила внушения. Возьмем еще пример из того же Б. Сидиса:
«Среди улицы на площади, на тротуаре останавливается торговец и начинает изливать целые потоки болтовни, льстя публике и восхваляя свой товар. Любопытство прохожих возбуждено: они останавливаются. Скоро наш герой становится центром толпы, которая тупо глазеет на „чудесные“ предметы, выставленные ей на удивление. Еще несколько минут – и толпа начинает покупать вещи, про которые торговец внушает, что они „прекрасные, дешевые“».
«Уличный оратор взлезает на полено или на повозку и начинает разглагольствовать перед толпой. Грубейшим образом он прославляет великий ум и честность народа, доблесть граждан, ловко заявляя своим слушателям, что с такими дарованиями они должны ясно видеть, как зависит процветание страны от той политики, которую он одобряет, от той партии, доблестным поборником которой он состоит. Его доказательства нелепы, его мотивы презренны, и однако он обыкновенно увлекает за собой массу, если только не подвернется другой оратор и не увлечет в другом направлении. Речь Антония в „Юлии Цезаре“ представляет превосходный пример внушения».
Очевидно, что во всех этих случаях действие внушения не осуществилось бы, как скоро было бы замечено всеми, что торговец не в меру расхваливает свои товары, что уличный оратор преувеличивает значение своей партии, вздорным образом восхваляя ее заслуги. По крайней мере, все, для которых ясны вздорность и лживость уверений, в таких случаях тотчас же отходят в сторону от таких ораторов, вокруг которых остается только доверчивая толпа слушателей, мало понимающая в деле, не замечающая ни грубой лести, ни лживых заявлений и потому легко поддающаяся внушению.
Итак,