Девятая квартира в антресолях II. Инга Львовна КондратьеваЧитать онлайн книгу.
«Городские» остались на прополке. Так быстро, как у мужика, у них не получалось, да и вниз головой долго не простоишь. Они все чаще распрямлялись, давая отдохнуть ноющим ногам, спине и почему-то плечам, и стали перекидываться сначала малозначащими фразами.
– Вот делишки-то, братец, – утирая лоб, с улыбочкой качал головой Рафаэль Николаевич. – Действительно, что это мы за работнички с тобой. Сколь здесь живу, на огороде ни разу и не бывал, так-то.
– Простите, мы с Вами на «ты» перешли, сразу так коротко? Я не заметил, – отвечал доброжелательно Полетаев.
– Да мы с тобой, братец, и словом-то не перемолвились ранее, ты ж новенький тут? – Демьянов смотрел не в лицо собеседнику, а на то, что вдалеке делает бородатый мужик. – Да и этого почти не знаю. Хотя он уж с месяц тут. Молчун. А я, знаешь ли, как дома тут уже. Все жду, когда милость старцы окажут. Прижился уж. Желаю, видишь ли, мил-друг, в монахи уйти, от суеты мирской и грехов тяжких. На прежнем месте все с батюшкой говорили, говорили. А он возьми как-то, да и отправь меня сюда, в скит. Я в ноги схимникам – сперва к одному, потом ко второму. Они не сговариваясь: «Нет, не пора еще тебе, не все в миру исполнил». Я: «Да что ж? Деток не нажил, родных не имею, пустите служить да грехи отмаливать». А те все велят – исполни то, исполни се, не готов еще, рано. Так я и что ж! Жду. А уж как по-ихнему славно-то, хорошо – «брат», «батюшка». Вот я и привыкаю.
– Так я ж гораздо старше Вас буду, как-то неудобно, – мялся Полетаев. – Может, попривыкнем пока?
– Да уж не настолько старше, чтоб в отцы сгодиться? А? – подмигнул Демьянов. – Не годишься в отцы-то? Брат?
– Да уж, – покраснел от такого прямого попадания Андрей Григорьевич, – В отцы-то я, как оказалось…
Он умолк и, нагнувшись, продолжил крестьянскую работу.
– А что приуныл? Никак я тебя обидел? Ну, прости. Не хотел, – Демьянов тоже стал выщипывать травку. – Ты, мил-друг, не сердись.
– Да что Вы… – Полетаев все никак не мог приноровиться к новому обращению. – Да что ты, добрый человек. Просто у меня это больное оказалось, ты ж не мог знать. Все хорошо.
– На меня сердиться что! – продолжал балагурить будущий монах. – Я со зла не скажу, а если ж по недомыслию, то, что ж… Прощенья просим! А детишки-то у тебя, поди, взрослые уже? Что ж это – прежде хорош был, а нынче не удался? Не хочешь, не говори. Только мне все можно. Я как трава в поле – услышу, так, по ветру прошелестит, да и все.
– Дочка у меня, – тихо сказал Андрей Григорьевич.
– Обидела тебя, не чай?
– Нет, что Вы… Что ты! – Полетаев загорелся взглядом. – Она не может. Она у меня такая… Институт благородных девиц с шифром от самой императрицы окончила. И помощницей мне стала, сама вызвалась. И уважает. И добрая. Вежливая. Родная моя девочка. Нет, не обижала.
– Так, значится, ты ее обидел? – продолжал расспрашивать Демьянов.
– Да нет, – по щеке Полетаева покатилась неожиданная слеза, а горло сжалось изнутри. – Да я с нее пылинки сдувать готов.