Учитель поэзии (сборник). Александр ОбразцовЧитать онлайн книгу.
он раз за разом выпрыгивал и ловил мяч в высшей точке прыжка. Ветошкин подумал, что он недооценивал брата и что уже в этом году тот, видимо, уйдет в высшую лигу. Но при переходе Ветошкин близко увидел его лицо и глаза и понял, что брата до конца партии не хватит.
Блок был по-прежнему четким – команда работала как машина. При счете десять – четыре брат не принял подачу. Следующая также была на не го, и мяч улетел в трибуны. Ветошкин показал жестом Аркадию Андреевичу, чтобы тот брал минуту.
– Ну как, Николай? – спросил он брата. Он впервые назвал его так.
Брат вскинулся:
– А что? Два приема, подумаешь! А как я лепил за блок?
Ветошкин понимал, что такие партии не забывают, их помнят и через десять лет, и если сейчас посадить брата на скамейку, то и это не забудется. Понимал это и тренер.
– Ну, ребятки, тяните. А ты, Коля, удивил. Звезда! Виктор, играй.
И он посмотрел на Ветошкина, как будто вложил в него что-то. Ветошкин и сам понимал: сейчас, когда он выходит к сетке, партия, игра – да разве только игра? – были в его руках. Как он сыграет с Проценко? Ка кой будет блок? Сумеют ли его закрыть? Это была лучшая игра в его жизни, и он не мог, не имел права проиграть.
«А Крюков меня возьмет, – вдруг подумал он. – С братом». И он тут же понял, что не вернется. Перед игрой в нем была эта надежда, и он думал сыграть только для Крюкова. Он чувствовал, что изменился за эти полтора часа, и его игра важна теперь прежде всего ему самому. Но думать об этом не было времени. Это мелькнуло, когда он глянул в сторону Крюкова, задержал взгляд на Гале. Она в этот момент коротко зевнула, прикрыв рот ладошкой, и Ветошкин не стал рассуждать, от скуки или от нервного напряжения.
Началась вязкая, осторожная игра. Команда никак не могла взять по дачу. Только при счете десять – восемь мяч после удара ушел в аут, и Ветошкин вышел к сетке. Он дважды обвел блок. Раньше после таких мячей он огляделся бы, ожидая похвал, теперь же просто кивнул Проценко: «Ага, так!»
При счете четырнадцать – восемь снова ошибся брат. И внезапно все нити партии выскользнули из рук Ветошкина. То ли мастера, наконец, разыгрались, то ли его команда сникла. После блока мяч кое-как переправляли через сетку, однако он возвращался с неотвратимостью бумеранга. За какие-то пять минут счет стал четырнадцать – двенадцать, и не видно было, как хотя бы забрать подачу. Наконец это удалось.
Ветошкин пошел подавать. Сегодня он не подавал еще свою сильную боковую и понимал: или сейчас, или никогда…
Он был спокоен. Он посмотрел на судью, наметил самого молодого из мастеров, у которого, как он помнил, долго не ладилось с приемом, сжался в комок. Стоя боком к площадке, и, подбросив мяч, распрямляясь, отклоняясь в замахе, уже знал, что мяч ляжет точно в ладонь, а затем, резко пущенный, как из пращи, дугой врежется на ту половину, за сетку. И были несколько шагов на площадку, когда глаза оцепенело следили за тем, как мяч срезался с рук молодого и, высоко взлетев опускался «за», у баскетбольного щита, как у нему неслись двое, но неслись странно, паряще, и было видно, что его уже не достать,