Учитель поэзии (сборник). Александр ОбразцовЧитать онлайн книгу.
в прачечную.
Если я стану рассказывать сейчас, сколько раз я вырывал у нее ру ку в кино или даже в комнате, когда мы смотрели телевизор, а мама была на кухне, сколько ее записочек я рвал, не читая, то не хватит целого вечера на этот рассказ. От одного, правда, я отучил ее сразу – от привычки лапаться в подъезде. Она, как тогда в метро, поставила меня к стене и с каким-то урчанием схватила одной рукой за талию, другой за шею и впилась в губы.
Я живо завернул ей руку за спину!
Она так зарыдала! Даже извиняться пришлось. В этот момент я чуть было не совершил решающую ошибку: моя рука потянулась погладить ее волосы, но она вдруг вывернулась и укусила меня в ладонь. И я понял, что все ее поступки направлены на обладание. Мне стало страшно.
А мама была в упоении от Елизаветы.
5.
Елизавета вместе с родителями торговала итальянской мебелью. Де нег у нее было столько, что мама смотрела на нее без всякой мысли, с одной только преданностью. Пока воспитывала меня, ни разу не расслабилась, но появилась Елизавета и она потеряла волю. Елизавета приносила шейку, груши, сыры, креветки, фисташки, шоколад и мама каждый вечер ждала ее, нетерпеливо поглядывая на часы. Мне казалось даже, что она облизывалась. Елизавета приносила еще и хлеб, пышный, белый, и масло, сочащееся и желтое. Мама делала стойку – Елизавета заваривала чай, ре зала хлеб, намазывала масло, покрывала его розовой пластиной рыбы…
Да. И сам я любитель солененького. Но я боялся любой формы зависимости от Елизаветы. Я культивировал в себе брезгливость к ее солдатским манерам, громкому смеху, безошибочным рукам. Я старался не оставаться с ней наедине. Но мама, жадно проглотив три-четыре бутерброда, становилась приторно-ласковой, начинала понимающе хихикать и уходила из дому.
Елизавета шла на меня, как Вий…
6.
Когда-нибудь мне не удастся сохранить брезгливое бесчувствие – ведь Елизавета, подплывающая ко мне мягкой грудью, бесстыжими пальца ми, ярким, как семга, языком, была красивой женщиной. Когда-нибудь она догадается погасить свет и все будет кончено.
– Вредный какой! – говорила Елизавета, в очередной раз обкусав мои губы и отомкнув меня от пуговиц и молний. Я лежал под нею как Чехия под Гитлером – покорно, но суверенно.
Но от одной мысли о том, что мне придется сосуществовать с Елизаветой долгие годы, мороз пробегал по коже.
И выхода я не видел.
7.
Что у меня от мамы – так это голос. Низкий звучный голос с интонациями «чего изволите?». Причем я знаю людей, которые используют эти интонации для маскировки, для того, чтобы не отпугнуть проплывающую мимо рыбешку, а мы… Мы с мамой – два красивых и глупых карася. Нас все время путают по телефону.
– Мария Петровна, это вы? Это Екатерина. Можно Святослава?
– Это я.
– Голос у тебя – женский!
– Это я…кгм… кгм… не прокашлялся…
Высшие силы, которые постоянно и бесцеремонно вмешиваются в нашу жизнь, делая ее запутанной и беспросветной, иногда как будто вспоминают о чувстве меры. Мне звонила моя