Под гнетом страсти. Николай ГейнцеЧитать онлайн книгу.
до корней волос.
II. Анжель
– Пусть их смеются, – шепнул на ухо молодому человеку Петр Николаевич, – а ты благодари Бога, что не знаешь ее!
– Объясни мне…
– После, а теперь послушаем пьесу, она глупа до смешного.
Водворилось молчание, и через полчаса опустился занавес – второй акт окончился.
Во время восторженных вызовов «парижской дивы» наши три франта вышли из ложи и оставили Звездича с Бобровым вдвоем.
Анжель, между тем, кланялась направо и налево с движением руки или улыбкой; ложа же ее стала наполняться теми постоянными посетителями первых рядов, как милости, с глупой улыбкой на устах искавшими благосклонного взгляда ее темных глаз.
Она казалась королевой среди своих придворных.
Виктор Аркадьевич, не перестававший на нее смотреть, обратился к доктору:
– Скажи же мне, кто эта женщина?
– Разве ты этого не видишь?
– Догадываюсь…
– Знаешь, сколько ей лет? – спросил Звездич.
– Это вполне расцветшая женщина, ей на вид лет двадцать пять.
– Да, действительно, хотя по метрическому свиде тельству ей уже около сорока, но и это неправда – ей четыре тысячи лет.
– Четыре тысячи! – засмеялся Бобров.
– Ни более, ни менее, мой друг! Она носила массу названий, массу костюмов, говорила на всех языках Вавилонского столпотворения, но это все та же женщина: гетера, куртизанка, лоретка, содержанка, кокотка горизонталка; Фрина, Аспазия, Империя, Армида, Цирцея, Ригольбош или Анжель. Это кровопийца, женщина веселья, опустошающая карманы и притупляющая ум ственные способности – ее сила в животной стороне человека.
– Есть исключения! – пробормотал Виктор Аркадьевич.
– Черт возьми! Я это знаю – одно есть в сто лет. Они на счету, эти исключения. Истинная любовь – это высокое, прекрасное, благородное чувство, удел людей с возвышенным сердцем и умом – так редка, что в продолжение целых веков сохраняются и записываются в народной памяти и истории человечества наряду с величайшими гениями имена избранников судьбы, умевших любить всем сердцем, всей душой, умевших жить своею любовью и умереть за нее.
– Однако, – перебил его Бобров, – какая поэзия, я не предполагал в тебе столько сентиментальности.
Петр Николаевич пропустил мимо ушей это замечание и продолжал:
– Любовь же к этой женщине – яд, и яд самый смертельный. Любить эту женщину и быть ею любимым – это отрава, принимаемая в малой дозе. В этом случае можно отделаться легким одурением, несколькими непродолжительными припадками сумасшествия, но зато сколько разочарования в себе и в других! Любить же ее без взаимности – это разорение, позор и… смерть!
– Однако у нее не такой свирепый вид, напротив, она кажется чрезвычайно милой, добродушной… – заметил Виктор Аркадьевич.
– Наружность обманчива вообще, наружность же красивой женщины по преимуществу. Вот уже десять лет, как я знаю ее – я ее доктор. У нее было десять любовников. Последний из них, как тебе только