Неделя на Манхэттене. Мария АрбатоваЧитать онлайн книгу.
полковник Гарлан Сандерс был с почестями похоронен в любимом белом костюме с чёрной бабочкой.
В 1976 году полковник Сандерс был признан американскими СМИ второй самой известной личностью в мире, а его биография стала «социальным идеалом», ведь колонистский индивидуализм культивировал настойчивость, авантюризм и смелость, приносящих выгоду.
Георгий Гачев писал об этом: «Даже Диана меня наставляла, причёсывая мне голову и осанке уча: „Надо быть более аррогантным, смелым, вызывающим!“ И это в Америке – критерий активности человека и надёжности: если уверен в себе и даже с апломбом – значит, несёт содержание значительное, и такого надо брать в дело и верить ему. У нас же ценится обратное: большое содержание при скромном самодержании – застенчивость, „кенозис“ – самоумаление. Апломб же – у мошенников, как Остап Бендер, кто „берёт на пушку“.»
Кроме цыплёнка мы купили невкусного йогурта и вычитали на этикетке, что им залил Нью-Йорк русский эмигрант Смолянский, рванувший из СССР в 1976 году. Когда он открыл Америке кефир, диетологи запели по телевизору, насколько кефир полезней йогурта. Точно так же, как наши диетологи пели в перестройку, насколько йогурт полезней кефира. Ещё купили дорогого невкусного сыра; неубедительно пахнущих помидоров с надписью «органик» и манго с запахом хвои, словно вымоченного в экстракте для успокоительных ванн. А ещё багелей – необыкновенных несладких пончиков в солёной посыпке.
Есть страны, где так вкусно, что страшно не влезть к отъезду в джинсы. В Нью-Йорке мне показались вкусными только жареные цыплята и багели. К тому же я не нашла на продуктах маркировки о ГМО-объектах, содержащихся в 80 % местной еды. Потратив миллионы на пиарщиков, крупнейшие пищевые концерны доказали необязательность этой маркировки. И практически сделали американцам мини-лоботомию, убедив, что маркировка продуктов не даст ничего, кроме увеличения стоимости.
Гнездясь на ночь, мы отключили громыхающие холодильник с кондиционером и открыли окно. Но в номер ворвался хор соседских кондиционеров, доведённый акустикой каменного мешка до невыносимого гула, казалось, мы разлеглись в вагоне едущего метро. Судя по выключенному свету в распахнутых окнах, «соседи» с железными американскими нервами сладко спали под этот гул.
Ощутив себя немолодой ученицей школы выживания, я соорудила из мягких салфеток «беруши» и выстроила из банных халатов баррикаду против сползания подушки. Но стоило задремать, как взвыли пожарные сирены – машины летели по пустым улицам, будя на своём пути всё живое.
– Пожар? – предположила я.
– Это не пожар! Это пиар пожарников! – пояснил муж. – Слышите, как мы работаем за ваши налоги!
Утром оказалось, в очередной раз горели этажи сверхбезопасной «Башни Свободы», построенной на месте уничтоженных 11 сентября сверхбезопасных башен-близнецов.
День второй
Разбудил стук в дверь, сопровождаемый басовитым испаноязычным ором. Муж плескался