Станция Одиннадцать. Эмили Сент-Джон МанделЧитать онлайн книгу.
мусорщиков, которые попутно исполняют музыку.
«Если ему ближе мусорщики, – заявила флейтистка четвертому гитаристу, – то почему к ним не присоединяется, м?»
«Ты же знаешь скрипачей», – ответил тот.
Август же злился на третью скрипку, которая любила отпускать оскорбительные комментарии о нем и Кирстен, хотя они были всего лишь близкими друзьями и даже заключили тайное соглашение по этому поводу – друзья навсегда и ничего больше, – когда однажды выпивали с местными за разрушенной автобусной станцией на южной оконечности озера Гурон. А третья скрипка презирала первую из-за давнего спора о том, кто израсходовал последнюю баночку канифоли. Первая скрипка прохладно относилась к Саиду, ведь тот отверг ее заигрывания в пользу Кирстен, которая изо всех сил старалась не обращать внимания на привычку альтистки время от времени вставлять в речь французские словечки, как будто хоть кто-то еще во всей чертовой «Симфонии» знал этот язык. Альтистка тайком ненавидела еще кого-то, и так далее. И вся эта подборка мелких ревностей, неврозов, нераспознанных случаев посттравматического синдрома и кипящих обид жила, путешествовала и репетировала вместе триста шестьдесят пять дней в году. Да – благодаря дружбе, музыке и Шекспиру, мгновениям необыкновенной красоты и радости, когда становилось неважно, кто использовал последнюю канифоль или кто с кем переспал. Хотя кто-то – наверное, Саид – написал ручкой внутри повозки фразу «Сартр: ад – это другие». Рядом с последним словом еще кто-то приписал: «флейтисты».
Иногда люди покидали «Симфонию», но те, кто оставался, понимали нечто, о чем редко заговаривали вслух. Цивилизация сохранилась лишь в эдаком архипелаге из небольших городков. Их жители отбивались от диких животных, хоронили соседей, жили, умирали, страдали бок о бок в те кровавые годы, что последовали после катастрофы. Люди выживали, когда смерть казалась неминуемой, и держались вместе, пока не наступило затишье. В таких местах незнакомцев не очень-то жаловали.
«В маленьких городках было непросто и тогда», – однажды сказал Август в три часа ночи холодной весной около Нью-Феникса. Это был единственный раз, когда Кирстен с кем-то говорила на такую тему. Ей было пятнадцать (Августу соответственно восемнадцать), и она пропутешествовала с «Симфонией» всего год. В то время Кирстен почти не могла спать по ночам, поэтому часто сидела с дозорными. Август помнил жизнь до пандемии как бесконечную череду детей, которые окидывали его взглядом и выдавали что-то вроде «А ты не местный, да?» с разными акцентами. Подобные встречи перемежались постоянными переездами. Если в смехотворно простом мире, где еда лежала на полках супермаркетов, вода текла из кранов, а для путешествия достаточно было занять место в машине и ехать, оказывалось сложно прижиться в новом месте, сейчас это стало в десятки раз труднее. Ад составляли флейтисты или те, кто использовал последнюю канифоль, или те, кто пропускал большую часть репетиций.