Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга вторая. Сергей КурганЧитать онлайн книгу.

      Сходство между двумя картинами было настолько разительным, что вызвало у Сильвестра то, что называется le sentiment du déjà vu16, и встревожило его – так что даже засосало под «ложечкой». Сильвестр давно заметил, что у многих художников прослеживаются странно навязчивые идеи, повторяющиеся из раза в раз в их картинах. Вообще говоря, Винтерхальтер был хорошим художником – его живописная манера нравилась Сильвестру. Так, на его картинах была отчетливо видна разница между лицом Евгении в профиль и en face17, замеченная самим Сильвестром « в натуре»: это были совершенно разные лица – точнее, лица, производившие совершенно разное впечатление. Профиль, на его взгляд, был куда симпатичней. И кстати, на картинах Винтерхальтера было хорошо видно, что Евгения в действительности совсем не черноволосая «знойная южная красавица», какой ее обыкновенно представляли, а шатенка с голубыми глазами. И все бы хорошо, но у Винтерхальтера хватало глупости изображать Евгению à la Мария-Антуанетта. Можно было, впрочем, счесть это, напротив, хитростью, тонко продуманным ходом живописца-царедворца. Но – Сильвестр был убежден – это все равно было в высшей степени неумно – внушать восприимчивой императрице мнение о ее сходстве с окончившей свои дни на гильотине австриячкой – так и не принятой «в свои» иностранкой, чужачкой, столь ненавидимой парижанами и так же порицаемой за непомерную расточительность и оторванность от жизни ее подданных. Ей приписывались слова, которые стали крылатыми: когда она узнала, что французы, и в частности парижане голодают, так как у них нет хлеба, она будто бы сказала: – Ну, так что же – пусть едят пирожные». Хотя на самом деле она, вероятно, этого и не говорила. Но она вполне могла это сказать, это вписывалось в ее образ – и этого было довольно. Легко можно представить себе, какую волну ненависти вызвали эти, будто бы сказанные ею слова, и какую роковую роль они, да и все поведение Марии-Антуанетты сыграли в трагической судьбе ее мужа. Поэтому сознательное подражание ей было верхом глупости и легкомыслия, и грозило в будущем тяжелыми последствиями Наполеону Третьему, которого Евгения, по сути, «подставляла», вместо того, чтобы поддерживать, и который и так, несмотря на свою популярность в провинции, был не в фаворе у парижан. Потому-то поведение императрицы вызывало у Сильвестра раздражение, так же как порой и картины Винтерхальтера, хотя в целом легкая и изящная кисть последнего была ему по душе. И, право, только к лучшему было то, что место полуголых «нимф» заняли дамы в платьях-кринолинах.