Тенеграф. Кшиштоф ПискорскийЧитать онлайн книгу.
рапиры. Кроме того, именно тогда, один-единственный период в жизни, он не знал недостатка в деньгах и уважении.
Время это закончилось поразительно быстро и грубо, когда однажды ночью, наполненной сверкающей сталью и лязгом железа, в битве на одной из площадей Серивы Антонио Дорриано, самый старший из Троицы, достойный дворянин, который обеспечивал их связь с окружением короля, опоздал с вольтом на половину мгновения и пал на брусчатку со стилетом в груди.
Смерть его оборвала сон, в котором друзья, казалось, жили до сих пор. Во время следующего задания молодой И’Барратора был тяжело ранен в плечо, а последний из тройки, веселый и радостный Д’Артидес, потерял глаз. Они еще пытались вернуться к совместной деятельности, однако прежде чем рана Д’Артидеса затянулась, сквозь нее словно вытекла вся его жизнь (ничего странного, ведь говорят же, что глаза – зеркало души). Рубака принялся злоупотреблять вином, сделался мрачен, встрял в несколько кабацких драк, пока однажды утром его не нашли мертвым в темном переулке.
Так закончилась история Серивской Троицы, золотой век И’Барраторы. После Арахона, Дорриано и Д’Артидеса осталось лишь несколько песен и стишат малоизвестного поэта. Потом пришел век серебряный, когда И’Барратора сражался за каждого, кто имел достаточно толстый кошель и предлагал дело, которое могло показаться хотя бы чуть справедливей, чем дело другой стороны. Он тогда даже приобрел личного главного врага, того самого Винсенза де ля Роя, с которым часто скрещивал клинки, поскольку Винсензу часто более справедливыми казались дела противоположной стороны.
Винсенз, однако, тоже ушел, посланный в иной мир рукою самого Арахона. И’Барратора остался в одиночестве, словно кусочек серебра в грязи; обломок века чести и шпаги, которому уже пришла пора окончательно закатиться. После века серебряного начался век бронзовый. Бронзовый, как старые деревянные стены в комнате на улице Аламинхо, куда ему пришлось переселиться, когда закончились деньги. Бронзовый, как грязные закоулки Серивы, где ему пришлось работать, когда гранды и двор перестали пользоваться наемными фехтовальщиками. Бронзовый, как погнутые шекли, которые он получал за свой труд, как загоревшие на солнце лица его учеников, людей из низов общества. Бронзовый, наконец, словно позднее вечернее небо, которое с каждым днем казалось все ниже и мрачнее, пробуждая в И’Барраторе подозрение, что следующих эпох в его жизни уже не будет и что жизнь эта вскоре завершится.
Теперь приходил он в «Львиную Гриву» только затем, чтобы вспоминать за вином лучшие времена.
Нынче же он опаздывал.
На длинной лавке подле камина напротив стены, пахнущей влажной побелкой, сидел лишь один из старых здешних бывальцев, Эльхандро Камина. Выглядел он как человек, съевший дюжину несвежих сельдей или только что похоронивший любимого пса. Содержимое зеленого стакана, который он держал в сплетенных ладонях, интересовало его не так сильно, как входные двери, на которые он посматривал