Тем более что жизнь короткая такая…. Г. Г. КрасухинЧитать онлайн книгу.
тобой, евреем, нависла смертельная опасность: тебя в первую очередь Гитлер уничтожит. И много вы знаете евреев, которые пошли на фронт? Единицы! Большинство эвакуировалось вместе с военными заводами, получив броню, то есть освобождение от воинской службы!
Надо сказать, что своего она не добилась. Антисемитов в классе не было. Евреев-учеников во всей школе были считанные единицы. Но среди учителей одним из лучших был математик Исаак Львович Агранович. Он не появился чуть ли не на следующий день после публикации статьи в «Правде». Надеялись, что заболел. Но нет. Оказалось, ушёл. Не по собственному желанию, конечно. (Ненадолго, замечу в скобках. Пришёл назад, как только схлынула эта позорная кампания).
А во дворе антисемитизм усилился. Особенно страдали маленькие дети, которых называли «жидинятами» и которым говорили, передразнивая акцент: «Мацы хоче-ешь?»
Говорили, что многие боятся лечиться у евреев-врачей. К врачам-евреям относились плохо.
Дважды за короткий срок я встречал провокаторшу, о которой писал в одной из мемуарных своих книг. Она стояла в очереди за дешёвой – по 7 ещё сталинских рублей за килограмм – колбасой и рассказывала, что милиция ловила на чердаках евреев, заманивающих конфетами детей и шприцами вытягивающих у них кровь для приготовления мацы. Очередь ахала. Но далеко не вся. Многие брезгливо отворачивались, некоторые возмущались: «Да бросьте Вы сказки рассказывать!» «“Сказки”! – возвышала голос тётка. – Вот заманят вашего ребёнка, не до сказок будет!»
Вообще-то статья в «Правде» как бы заставила закипеть варево, которое подогревалось уже несколько лет. Я не о деле Еврейского антифашистского комитета. О нём не писали, и я о нём не знал. Я о том, что у маминой двоюродной сестры, дочки тёти Лизы, золотой медалистки, отказывались брать документы в МГУ на филологический, нагло заявляя: «Бесполезно, всё равно Вас завалят!» А на вопрос Ани: чем она им не угодила? – ответили: фамилией! Аня Фельдман поступила на вечерний в Институт иностранных языков. Но когда схлынула кампания, на следующий год её взяли на дневное отделение в Консерваторию.
Отца вызвали в кадры и сказали, что поскольку у него нет институтского диплома, он должен покинуть место начальника цеха. А другого места для него на заводе не нашлось.
Слава Богу, что недели через три он зашёл на маленький завод при НИИ «Полиграфмаш», где ему посоветовали пройти к главному механику, которому нужен заместитель. Главному механику отец понравился, и на завод его взяли, а года через два, когда старик главный механик ушёл на пенсию, отец занял его место.
Но, пожалуй, самым страшным месяцем в 1953-м был февраль. Евреев травили в печати, не скрываясь. Яков Лазаревич и дядя Миша говорили, что подготовлены вагоны для депортации евреев на Дальний Восток. Говорили, что большинство известных евреев подписались под письмом Сталину, где признавали великую вину еврейского народа перед Россией и просили дать возможность народу исправиться. Вот якобы для такого исправления готовы теплушки, чтобы свезти