Хочу женщину в Ницце. Владимир АбрамовЧитать онлайн книгу.
на нимфеи с мраморными бассейнами, окруженными статуями в нишах. Со своих лож все гости могли видеть воду, бившую из фонтанов и струившуюся по ступенькам из мрамора среди зелени и благоухающих цветов. Столы сверкали начищенной серебряной посудой и хрусталем. Согласно традициям, которые чтил Пертинакс, только император имел привилегию пользоваться за столом золотой посудой, поскольку ещё Тиберий особым указом запретил её использование частными лицами. Гости пришли в тогах, и лишь магистраты позволили себе надеть знаки отличия. Военные по обычаю появились при полном параде, а придворные слуги были одеты в белые ливреи, отделанные золотом.
Сенаторы ожидали от Пертинакса, что он и во дворце продолжит делать громкие заявления, и не ошиблись. Как только слуги наполнили кубки гостей вином, разбавленным морской водой или по выбору медом со специями, Пертинакс поднял золотой сосуд и сделал многозначительную паузу. В триклинии наступила тишина, и шум фонтанов заставил его прислушаться к музыке падающих струй. На его лице появилась улыбка:
– Наши предки уверяли нас, что правда в вине. Пусть будет так, но сейчас всё, что я хочу слышать на старости лет, это не скрежет мечей, а журчание ручьев. Я принял от Сената императорскую власть и спешу объявить, что полностью отменяю сыск по делам об оскорблении величия и клянусь, что возвращу всех, кто был незаконно отправлен в ссылку. Я также обязан реабилитировать память тех, кто был казнен, но что касается моей семьи… – принцепс посмотрел на свою жену. – Я благодарю сенаторов за оказанную честь, но сейчас мы пьем вино и будем говорить только правду. Поэтому я не могу согласиться с решением Сената и принять для моей жены титул Августы, а для сына – Цезаря. Во всяком случае, пока не могу.
– Но, когда же? – воскликнул близкий друг Августа, Клавдий Помпеян, приподнявшись с кресла.
– Когда? – переспросил Пертинакс. – Когда заслужат! Мой тесть, – и Пертинакс рукой указал на Флавия Сульпициана, сидящего напротив него, – сегодня стал префектом города. Я решил так, потому что он лучший, и вы, сидящие здесь, это знаете. Он заслужил это своей доблестью и знаниями. А сейчас давайте же веселиться! Gaudeamus igitur! – закончил он свою короткую речь.
Столы не ломились от изысканных заморских яств, и гурманы были разочарованы. Зато вина было много. Лучшее фалернское, каленское и, в особенности, формианское не успевали размешивать и подавали в больших золоченых кувшинах. Были греческие вина из Хиоса и с Лесбоса. По взволнованным лицам разодетых матрон, близких подруг Тицианы, и растерянным взглядам знакомых сенаторов Пертинакс понимал, что почти никто не разделяет его благородных помыслов. Особенно громко недоумевали два народных трибуна, что стояли подле центральной колонны. Одного из них звали Публиций Флорин, а имя другого Пертинакс никак не мог вспомнить, пока не услышал, как того окликнул его тесть Флавий Сульпициан:
– Не слишком ли много выпил вина благородный Векций Апра?
– Представь, необходимость заставила, –