Смех и грех (сборник). Илья ДеревянкоЧитать онлайн книгу.
с ним вместе на киче парились[4], – по ходу дела объяснил Светлов.
Некоторое время уголовники тискали друг друга в объятиях, поминая общих знакомых: кто вышел, кто еще сидит, кого завалили[5]… При этом Женька время от времени жадно поглядывал на коммерсантов, отчего те начинали трястись как в лихорадке.
– Интересные дела у вас здесь творятся, – сказал Витя, когда взаимные восторги несколько поутихли. – Особенно меня прикалывает шакал в очках, – Светлов захохотал, – что, все коммуняки такими стали?
– Да нет, – ухмыльнулся Женя, – эти шакалы только по ночам преданность Ильичу выражают, а днем, как и положено, за демократию ратуют, с пеной на губах о гласности кричат. Зато есть у нас один непримиримый, не поступившийся принципами, товарищ Рожков. Он раз в неделю собирает алкашей, выдает им по бутылке, и они день-деньской носятся с красным флагом вокруг мэрии. Правда, товарищ Рожков хоть не поступился принципами, да на Кащеевы богатства польстился. Поэтому каждую ночь он превращается в чурбан и так стоит до утра. Шакалы, которым Рожков своими демонстрациями жизнь отравляет, ночью не упускают случая помочиться на него. От этого Рожков становится еще непримиримее. Гы-гы-гы!..
В углу послышалось какое-то шуршание, и через комнату пулей пронеслась большая крыса.
– У, сволочь! – зарычал хозяин гостиницы, метко запустив в нее подвернувшимся под руку утюгом. Взвизгнув, крыса скрылась в норе.
– Опять подслушивал, гад! – констатировал Женя.
– Все сообщу в соответствующие органы, вы у меня ответите по закону! – злобно пропищала крыса откуда-то из-под пола.
– Тоже оборотень? – спросил Витя.
– А как же, это Сережа Нелипович: по убеждению сталинист, по профессии архивист, по призванию – стукачок. Ночью подслушивает, подсматривает, а днем строчит доносы. Правда, их никто не читает: ментов, кроме крови, ничего не интересует, а гэбэшник здесь всего один, да и тот днем спит, а ночью в образе лисы скрывается в неизвестном направлении. Чем он там занимается, никто не знает, весь засекречен, но ему явно не до Сережиных писулек.
В этот момент дверь затрещала под тяжелыми ударами.
– Откройте – милиция! – прогнусавил противный хриплый голос.
– Не вздумайте пригласить в дом[6], – посоветовал Круглов, снова превращаясь в волка.
Учватов, однако, проигнорировал предостережение и кинулся отворять. Прежде чем кто-либо успел его остановить, гаишник отодвинул засов. У порога стоял капитан милиции, ничем не отличающийся от сотен ему подобных.
– Позвольте войти, – глухо повторил он.
– Проваливай, гнида, – спокойно ответил Светлов, а волк-оборотень глухо зарычал.
– Товарищ капитан, – Учватов чуть не плакал от радости, – товарищ капитан, я тоже сотрудник милиции, старший лейтенант ГАИ!
– Идите сюда и представьтесь как положено! – рявкнул Катов.
– Слушаюсь! –
Сидели в тюрьме.
Убили.
Согласно поверьям, первый вурдалак может войти в дом, только если его пригласят. Потом, правда, заходит уже беспрепятственно.