Завещание Ленина. Рудольф БаландинЧитать онлайн книгу.
и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого это не мелочь или это такая мелочь, которая может получить решающее значение.
Ленин.
Записано Л. Ф. 4 января 1923 г.».
Это письмо странным образом расходится с тем, что мы знаем об отношениях Ленина и Сталина в 1922 году.
Вспоминается статья Сталина о его посещении Ленина летом 1922 года. Идиллия!
Какими были их отношения в последующие дни? Хорошими. Ленин и Сталин несколько раз встречались и долго беседовали (например, 6 декабря – почти два часа). В периоды резкого ухудшения здоровья и угрозы паралича Ленин, как мы знаем, не нашел никакого другого доверенного лица (кроме Крупской), к кому мог бы обратиться с просьбой дать ему яду. Значит, их отношения тогда не были омрачены никакой размолвкой.
Врачи разрешали Ленину работать лишь ограниченное время. Тем не менее Ильич был достаточно деятелен, а 15 декабря даже написал письмо Троцкому («Писать ему очень трудно», – отметила секретарь).
Однако уже на следующий день ему стало хуже. Крупская от его имени просила секретаря передать Сталину, что на Пленуме ЦК Ленин выступать не сможет. Он заболел. Только 23 декабря он вызвал на квартиру секретаря. Она отметила: «В продолжение 4-х минут диктовал. Чувствовал себя плохо. Были врачи». В дальнейшем он также мог диктовать недолго, не более десяти минут.
Но и тогда, диктуя письмо к съезду, Ильич не обмолвился о грубости Сталина, а лишь высказал сомнение, что тот сумеет всегда достаточно осторожно пользоваться имеющейся у него властью Генерального секретаря. Почему же через десять дней он вдруг резко заговорил о грубости Сталина? Известно, что за этот срок он никакими делами не занимался. Не могло же это быть беспричинным спонтанным решением, объяснимым только лишь его болезненным состоянием? В такое трудно поверить.
Конечно, мы говорим не о письме как таковом, а о диктовке, и, возможно, сумбурной. Запись почти наверняка редактировали сначала секретарша, затем жена, а там и сам автор. Тем более удивительно, что, скажем, Крупская не стала отговаривать мужа, по крайней мере, смягчить формулировки. Да и как-то странно выглядит большое дополнение к письму, посвященное вопросу, который сам автор считает мелочью (или полагает, вполне резонно, что так считают другие).
Если Ленин предполагал, что его добавление к письму поможет предохранить руководство партии от раскола и улучшит взаимоотношения Сталина с Троцким, то при чем тут сталинская грубость? Мягкий, вежливый, терпимый и внимательный к товарищам, «некапризный» руководитель вряд ли благодаря этим качествам сможет преодолеть