Отделение виолончели. Надежда БеляковаЧитать онлайн книгу.
юноша, выглядел намного старше своих лет. Невероятно эрудированный, остроумный интеллектуал, эпатажный дуэлянт-собеседник. Выдавал его возраст только нежно розовый румянец и нежный пушок над верхней губой.
Воспитание сына Нина превратила в подготовку многолетнего плана побега из страны за железным занавесом в иное пространство свободы творчества и жизни. Взращивая из ребенка будущего диссидента-художника, обреченного по её убеждению-надежде на успех по ту сторону железного занавеса. И рядом она – мать гения, согретая лучами его славы, наслаждающаяся материальными плодами его успеха. Успеха её многолетних трудов, помноженных на талант сына.
Вот оно торжество справедливости. На фоне которого – «это очень хорошо, что пока нам плохо» – оставалось лишь милой песенкой, полной юмора. А то, что Вова действительно был талантлив, было удивительным знаком улыбки фортуны, безмолвно подтверждающим правильность намеченного ею пути. Да и успехи его в художественной школе ярко выделяли его среди сверстников. И заботливая мать, не желавшая допустить, чтобы её мальчик страдал, а потом выбирался, зализывая душевные раны, разочарованный тем, как прост этот мир взаимоотношений между мужчиной и женщиной, когда первая любовь уже не только выученный, но и позабытый урок. Она не могла допустить, чтобы «Страдания юного Вертера» отвлекали его от живописи. И потому и эту тему в его судьбе не оставила без своей опеки.
На одном из частых на её работе выпивонов, которые во многом от неё же и зависели, поскольку она, как директор картины, решала все «нюансы с финансами», она, просто – по дружбе, обратилась с просьбой к своей сослуживице, тоже изрядной выпивохе, но молодой девахе, лет двадцати пяти. И та, уже изрядно накаченная водкой, легко, так же – по дружбе, согласилась помочь матери воспитывать сына.
Нина позвонила сыну и срочно под каким-то весомым предлогом вызвала его на работу в киностудию. И, уходя, вручила Татьяне ключ от Красного уголка, где проводились собрания за длинным служебным столом, к которому, как поросята к свиноматке, были приставлены стулья. А главное – под Стенгазетами, лозунгами, призывами стоял большой кожаный диван.
– Ну и над чем ты там смеешься? – спросила Татьяна, протягивая свою пухлую бело-розовую лапку, унизанную аляповатыми кольцами, к стоящей на полу недопитой бутылке, лениво поглядывая на обнаженного юношу, стоящего к ней спиной, торопливо собиравшего свою разбросанную на полу одежду. От смущения он, стараясь казаться остроумным, нес первое, что приходило в голову:
– Да, вот Ильич у вас тут – весь такой белый, как невеста, и смотрит сурово. Недоволен, что мы тут вот это прямо в Красном Уголке.
– А что? Мешает он тебе?
– Да, нет! А ты не одеваешься? Я тебя провожу. Уже поздно, – ответил Вова, натягивая синие толстые спортивные штаны на резинке внизу штанин, в которых тогда ходили: школьники, сантехники и пенсионеры.
– Да, что-то он нынче мрачноват. Конечно, недоволен. Да ты иди.