Остров Надежды. Аркадий ПервенцевЧитать онлайн книгу.
поцелуев. Вы принципиально избегаете их? – З.»
Дальше зачеркнуто семь строк, и рукой Лезгинцева каллиграфически, неторопливо выписана откуда-то цитата:
«Полстолетия тому назад, когда я умирал глубоким стариком, правительство включило меня в “список молодости”. Попасть туда можно было только за чрезвычайные заслуги, оказанные народу. Мне было сделано полное “омоложение” по новейшей системе: меня заморозили в камере, наполненной азотом, и подвергли действию сильных магнитных токов, изменяющих самое молекулярное строение тела. Затем вся внутренняя секреция была освежена пересадкой обезьяньих желез».
«И вы сумели сохраниться человеком? – З.»
Фанты стойко продвигались в определенном направлении.
Сомнений не оставалось. «Король параметров» либо влюбился до зеленого ужаса, либо дурачил девчонку.
По-прежнему четко, старательно, как на экзамене по отлично знакомому предмету, выписывались «три градаций любви». Градация – его терминология. Ну и что же, соблазнитель?
«1. Влюбленность, духовный и физический подъем, пелена на глазах и открытые чувства, способность к неразумным поступкам, познание красоты, жажда обладания».
Ишь ты, Юрий Петрович! Все будто прилично, а под конец не удержался, завернул. Отцовское чувство самообороны поднялось, не отпускало.
Вагон поматывало сильнее. По-видимому, путь шел под уклон. Снаружи металась вьюга, как и при раскольниках, как и над кортежем Федора Иоанновича или санями опальных вельмож. Казалось, поднималась российская тоска, размахивала седыми бородищами и топорами, наточенными на валунах, натасканных сюда на спинах древних ледников.
Не знал, Юрий Петрович, за тобой такой образованности в побочной науке. Крутил шарики, разыгрывал ухажера, обводил вокруг пальца отца с матерью. Теперь – «приезжайте, расхлебывайте».
«2. Ровная пора, удовлетворенность, покой, чувства без вспышек, взаимное довольство и осторожность к другим, способным нарушить покой.
3. Привычка, стабильное взаимное понимание, взаимная выручка, забота друг о друге, уважение, угасшие страсти».
В коридоре появилась шумная буфетчица. Осведомившись у проводника, постучалась. Дмитрий Ильич закрыл тетрадку. Девица откатила дверь, задержала ее полной коленкой, обтянутой тонким узорным чулком. Сквозь чулок просвечивалась розовая с холода кожа.
– Вы, кажется, сказали «да-да»? – Глаза устало-бесоватые, удлиненные тушью, на щеке капли от размокших ресниц. Платок завязан у шеи двумя узлами. – Коньячок полтораста, бутерброд с зернистой. По вашей комплекции парочку?..
– Коньяк уберите. Один бутерброд – и все!
– Пожалуйста, пожалуйста! Обратно буду возвращаться, надеюсь, вас подтолкнет аппетит.
Она исчезла, молодая, здоровая, по-своему беззаботная, притворно веселая. Сколько ей? Ну, пусть года на два старше Зои…
Поезд проносился через большую станцию. Будто в фосфоресцирующем море разбегались огни и скрывались в кильватерном снежном вихре