Шампанское по воскресеньям. Александр Вениаминович СиматовЧитать онлайн книгу.
ющая к шуткам наша неброская: «Бюро частных расследований». Она определённо навевала что-то похоронное. Я отмечал это всякий раз, как вывеска попадалась мне на глаза. Скажу честно: я бы поостерёгся платить за услуги подобной конторы. Более того, рядом с такой конторой я бы не покупал сладости и не выдёргивал волосы. Однако нам с завидным постоянством несут денежные знаки, не считаясь с моим мнением. И моего шефа не смущает вывеска. И соседи не жалуются на недостаток клиентов и покупателей. Вероятно, я чего-то недопонимаю.
Надо сказать, что наши эстетические вкусы с шефом категорически не совпадают. Как-то раз, безуспешно борясь со своим отвратительным настроением и с трудом перенося его хорошее, я предложил шефу новое название конторы: «Детективы Дых-Ных». Дело в том, что его зовут Юрий Львович Яных, а меня – Иван Седых. А ещё я обратил его внимание, что связка «Дых-Ных» произносится на одном коротком выдохе и радует слух. Но от этого названия шеф так скривил лицо, что я сразу догадался, что он хочет стоять впереди. Тогда я пошёл ему навстречу, предложив вывеску «Детективы Ных-Дых». Я понимал, разумеется, что это абсолютная безвкусица и неудобоваримое «Ных-Дых» похоже на бормотание пьяного в подушку. И что трезвому гражданину надо обязательно споткнуться, чтобы произнести этот глухой рык пещерного человека. Но чего не сделаешь для работодателя. Этот вариант шефу почему-то тоже не понравился. Тогда я, теряя терпение, предложил ему полностью рассекретиться заголовком «Детективы Яных-Седых». Тут он разгладил лицо и ответил, что в этом случае, учитывая проникшую на генетический уровень любовь народа к пушкинскому ямбу, наши фамилии – а значит, и его – будут произноситься с ударением на втором слоге. А это в отношении его фамилии неправильно и будет его травмировать. Я тогда, помню, даже растерялся, почувствовав, с каким тонким и ранимым человеком мне выпала честь работать рука об руку, как говорится, и не стал ничего более предлагать.
Короче говоря, как и прежде, мы называемся «Бюро…» и я стараюсь не смотреть на вывеску.
Ситроен Берлинго, жмущийся к нашему крыльцу, совсем занесло. Из его белого толстого панциря, как усики жука, торчали лишь обледенелые щётки. Со всех сторон машину окружала высокая снежная гряда. Мне показалось, что дворник намеренно подгребает к ней снег со всего двора. При таком его количестве имело смысл испытать судьбу. Я достал из кармана тестовый рубль и привычно метнул его ввысь. Рубль покувыркался в морозном воздухе, вернулся ко мне на ладонь и порадовал видом не герба, но остроносой единицы: никуда не еду – Берлинго раскапывать не придётся. О том, что к следующему разу снега будет ещё больше, думать не хотелось. В конце концов, случаются же и в наших широтах – даже в лютом январе – неожиданные оттепели и неудержимое таяние снегов.
Юрий Львович помешан на чистоте, так что я нарочито громко постучал ногами о коврик у входа. После разделся в прихожей и с надеждой потянул носом воздух и прислушался, определяя, не варит ли шеф на кухне кофе и вообще – не там ли он за поварскими трудами: было время обеда.
Расстроившись, я вошёл в кабинет. Чтобы было понятно: кабинет – это комната в однокомнатной квартире, которую мы арендуем.
Мы поздоровались.
Шеф сидел за бюро в привычной для него позе, наполовину соскользнув с кресла и вытянув ноги. Я не понимаю, как это возможно, когда вам почти пятьдесят. Так сидят юнцы, носящие штаны со спущенной мотнёй и торчащими из них трусами. Я их про себя называю опущенными. Мне всегда хочется отдавить им ноги.
Отдельно про бюро, чтобы тоже было понятно: бюро – это такой эфемерный столик на тонких фигурных ножках. Юрий Львович как-то обмолвился, что он инкрустирован ценными породами дерева. Но это ничего не меняет. Если я дам по нему кулаком даже не в полную силу, это, неизвестно как попавшее к нам, произведение искусства мгновенно сложится пополам вместе с инкрустацией. Шеф классифицирует свой стол как бюро – и пусть, я с лёгкостью придерживаюсь того же мнения.
Шеф, как обычно, просматривал газету, которую раздают в метро. Это не укладывается у меня в голове. Чем эти наскоро сляпанные тексты могут заинтересовать человека, знающего, например, о пиве абсолютно всё? Только чешских сортов Юрий Львович мог назвать десятка два.
В общем, у меня к шефу немало претензий.
Юрий Львович отложил в сторону бесплатное чтиво и снял очки.
– Присядь, пожалуйста, – предложил он, поглаживая ухоженную бородку, переходящую в обход рта в аккуратные усы. – Тебе нравится имя Полина?
«Началось», – с тоскою подумал я, усаживаясь за стол и включая компьютер. В какие области знаний мы отправимся с ним в этот раз? Или: из каких виртуальных экскурсий мы вернёмся в наш кабинет минут через сорок? Лучше бы он сварил к моему приходу кофе и сделал пару нескупых бутербродов с колбасой, нет – четыре.
Юрий Львович обычно бывает так безобиден и выстреливает вопросом куда-то совершенно в сторону, когда собирается прочитать мне лекцию. Подобное намерение шефа означает, что в голове у него каша из предположений и нет ни одной приличной версии или хотя бы кем-то случайно забытой ниточки, чтобы можно было потянуть за неё и спровоцировать неосторожное поведение