Измена генсека. Бегство из Европы. Анатолий УткинЧитать онлайн книгу.
еще составляла всего лишь несколько процентов в год, деньги оставались ценностью, как прежде. (Понадобится еще несколько лет, прежде чем лавина инфляции сокрушит экономику великой страны и поставит перед новыми испытаниями ее население).
Революционизирование бюджета, превышение расходов над доходами не могло пройти бесследно: следовало найти средства для погашения государственной задолженности, Печатный станок давал один из способов, другим стали займы за рубежом. За короткий период, в течение двух лет после 1988 г. государственный долг СССР достиг невероятной (по меркам прежних времен) цифры – 70 миллиардов долларов.
Особо отметим этот момент – интернационалисты, пришедшие к власти вместе с Горбачевым, не только не боялись, но всячески стремились к созданию столь заметного и важного фактора взаимозависимости России с Западом, как займы. О западных займах Советскому Союзу специалисты-экономисты, политологи возобладавшей прозападной элиты говорили не как о бремени, не как о долге, который предстоит выплачивать грядущим поколениям, а как о символе веры Запада в Россию. Говорилось это буквально с восторгом. Убеждали в том, что человек, имеющий долг в 10 рублей – зависим, а имеющий долг в 10 миллиардов – независим. По крайней мере, зависим от кредитора в той же мере, что и кредитор от должника. Создать эту зависимость от Запада стало едва ли не заветной целью, сознательной стратегией группы экономистов, устремившихся в кремлевские коридоры, открытые для них Горбачевым.
Эти двуликие экономисты учили студентов развивать экономические законы социализма, а на международных конференциях защищали его исторические возможности (по крайней мере, защищали Маркса). В узком же кругу суровая и резкая критика советской модели социализма стала преобладающей уже на рубеже 80-х годов. При всех расхождениях, это были убежденные западники, считавшие советскую изоляционистскую систему анахронизмом, а среди западных экономистов предпочитавших правое крыло – сторонников либеральной экономики чикагской школы. Советские последователи Милтона Фридмана симпатизировали раскрепощенному рынку, где правит сильнейший. Они заведомо презирали государственный контроль как синоним увековечивания отсталости и косности.
Грустно видеть, что не нашелся ни один трезвый экономист, разделивший бы ту идею, что не все модные западные теории хороши для абсолютно иной почвы России. Но это уже поздний вывод – в атмосфере 1988–1989 гг. патронируемая Горбачевым группа экономистов получила поле для крупнейшего экономического эксперимента в мире, нашедшего свое крайнее выражение в монетаристской реформе послегорбачевского периода.
Вторая программа, осуществленная Горбачевым в роковой для России 1988 г., была связана с надеждами финансово заинтересовать предприятия и добиться их эффективной самостоятельности. Последовала серия предложений, которые в конечном счете были сведены в «Закон о государственных предприятиях». В ажиотажной обстановке