Двадцатое июля. Станислав РемЧитать онлайн книгу.
собрания в 1920 году стали происходить всё чаще и чаще. В конце концов, мы стали устраивать по два собрания в неделю. Перед нашими плакатами всегда толпилось множество людей. Самые большие залы Мюнхена всегда были переполнены. Десятки тысяч обманутых марксистами рабочих перешли на нашу сторону и тем самым были возвращены в лоно борцов за новое будущее свободное немецкое государство. Теперь в Мюнхене нас знала широкая публика. О нас заговорили. Слово «национал – социалист» было у всех на устах, и все понимали, что это слово означает определённую программу. Систематически росло число наших сторонников и увеличивалось число членов организаций. Зимой 1920 / 21 года мы выступали в Мюнхене уже как сильная партия…».
Гитлер прикрыл глаза. Рука дрожала, нервно поглаживая лощёные страницы книги.
Зима двадцать первого. Гитлер вспомнил, как той зимой, в январе, он предстал перед судом, на котором его обвинили в срыве выступления Отто Баллерштедта, лидера движения за отсоединение Баварии и создания самостоятельного государства. В те дни, в газетах Гитлера назвали молодым и ловким врагом. Нет, тогда, кажется, сказали не так… Гитлер напряг память и вспомнил: «…молодой, но ловкий враг, несмотря на его раннюю помолвку с дочерью восточного еврея, выходца из Галиции». Подлецы! Как быстро эти крючкотворы тогда раскопали про помолвку. Впрочем, им наверняка помог сам Баллерштедт.
Всё началось в девятнадцатом году. В далёком, но таком восхитительном, девятнадцатом году. Первые выступления в пивных, в составе Немецкой рабочей партии, впрочем, ещё не партии, в полном понимании этого слова, а скорее союза. Выступления против Баллерштедта и его идеи отделения Баварии от империи. Золотые дни. Осенью двадцатого в газете «Мюнхнер нойестен нахрихтен» он оттачивал своё перо в словесной дуэли. Одну из первых своих статей Гитлер помнил почти дословно: «Дунайская конфедерация означает зависимость Баварии от чешского и французского угля. Этого нельзя допустить никогда. Такая конфидерация ни в коем случае не должна состояться! Лучше Великая Германия под большевиками, чем зависящая от французов и чехов Южная Германия!». Затем первое столкновение, драка.
Потом трёхдневные слушания в Мюнхенском суде по поводу жалобы в нарушении достоинства Баллерштадта. На том суде Гитлер выступил с почти трёхчасовой речью, в которой развернул программу национал – социалистической партии. Теперь действительно партии. Его слушали. Им восхищались. О нём писали. Какое прекрасное начало…
Гитлер захлопнул книгу. Слова, слова… Кулак, вот самый верный аргумент. В двадцатом с Баллерштадтом дискутировали, а в тридцать четвёртом расстреляли.
Господи, почему так тяжело на душе? Почему Ева не хотела, чтобы он ехал сюда?
Гитлер присел на кровать. Всё складывается не так, как того хотелось бы. Обречённость. Это слово неотвязно следовало за ним по пятам. Оно преследовало его. Оно не давало ему спать по ночам. Оно сковывало всё его существо. Оно медленно, но верно убивало в нём лидера. Впервые