Москва и жизнь. Юрий ЛужковЧитать онлайн книгу.
в полынью. Барахтался в ледяной воде, ужасно кричал. Бегу к пожарным, они нас страшно не любили. Но я пересилил себя и закричал: «Помогите, тонет!» Они поняли, что их не разыгрывают. Один пожарный схватил лестницу, положил на лед, подполз к полынье и вытащил Леньку, с трудом разжавшего скрюченные пальцы.
Беднягу раздели, выжали шмотье, посадили у жаркой печки, согрели, напоили чаем. А мне велят: «Позови мать!» – «Зачем?» – «Чтобы пришла за ним с бутылкой».
Мать Леньки – одинокая, злая, желчная женщина. Соседи ее сторонились. Она воспитывала ремнем Леньку и его рыжего брата Ваську. Публика была хулиганистая и воровская, что меня отталкивало. Преодолел свой страх, поднялся на второй этаж и выпалил: «Ленька провалился под лед, пожарные его вытащили, вас зовут с бутылкой!» Она спокойно выслушала и говорит: «Зачем вытащили? Где я возьму бутылку?»
Дальше все обошлось без бутылки, но с ремнем.
Меня и весь класс приняли в пионеры, я носил красный галстук и белую рубашку. Каждое лето отправляли в подмосковные пионерские лагеря в Верею и Тучково. Путевки получала сестра отца. Она служила в Министерстве нефтяной промышленности. К его большому зданию на площади Ногина, теперь это Славянская площадь, подавали автобусы, и мы ехали в Подмосковье. Память о пионерском лагере с кострами, песнями у меня осталась очень добрая.
После войны выпали голодные годы. Один раз в лагере мы забастовали. Начальство подворовывало продукты. Не хватало хлеба, подавали жидкий суп и котлеты, где хлеба больше, чем мяса. В столовую не пошли, а ходили вокруг нее с пустыми алюминиевыми тарелками и стучали по ним ложками. Протест сработал. Нам стали давать больше хлеба, и в полдник на столах появились стаканы с компотом.
(Когда я стал генеральным директором «Химавтоматики», то перестроил захолустный летний пионерский лагерь, провел тепло и зимой отправлял туда сотрудников с детьми. Что вызвало протест районного начальства: «Зачем вы отправляете детей с отцами-пьяницами?..»)
Лужи во дворе не просыхали ни летом, ни зимой. Во дворе нашем проживала не самая лучшая с точки зрения интеллекта часть общества – работяги, переселенцы, люди, которые потеряли жилье и для которых наспех построили бараки.
Культурное сословие представляли: мой отец – диспетчер нефтебазы, почти интеллигент. Жил некий Хлынин, человек с сильно выпирающим животом и в пенсне. Он чинно шагал по кирпичам, положенным в лужах, к своему бараку. Еще проживала приличная семья Сурковых, из нее вышла оперная певица Валентина Левко, певшая в Большом театре. Помню, в ранней молодости она занималась музыкой – крупная девица, прыгала по камешкам между лужами со своей скрипкой, и это вызывало очень интересные ассоциации: одной рукой она подбирала юбку, другой рукой придерживала скрипку и очень комично прыгала.
Рядом со школой располагалась пивнушка. Два пожилых еврея, Гриша и Аркаша, торговали пивом, вином, закуской. Здесь же находилась проходная завода, мужички выходили со смены, прикладывались. Сейчас некоторые говорят, что в прошлом пьяных шаталось мало. Ничего подобного.