Собрание сочинений. Пробуждение: Интерлюдия; Сдается внаем. Джон ГолсуорсиЧитать онлайн книгу.
не постарели ни на день, вися на своих проволоках над травой пампасов. Если открыть шкаф, птицы не защебечут, нет, но все сооружение, пожалуй, рассыплется в прах. Не стоит выносить его на аукцион. И внезапно возникло воспоминание, как тетя Энн, милая старая тетя Энн, подвела его за руку к шкафу и сказала: «Смотри, Соми, какие они яркие и красивые, эти крошки колибри. Милые пташки-щебетуньи». Припомнился Сомсу и его ответ: «Они не щебечут, тетя». Ему было, верно, лет шесть, и был на нем черный бархатный костюмчик с голубым воротничком – он отлично помнил этот костюмчик. Тетя Энн – букли, добрые, тонкие, точно из паутины руки, важная старческая улыбка, орлиный нос – красивая старая леди. Сомс поднялся выше и остановился у входа в гостиную. По обе стороны двери висели миниатюры. Вот их он непременно купит. Портреты его четырех теток, дядя Суизин в юности, дядя Николас ребенком. Все они были исполнены одной молодой дамой, другом их семьи, в 1830 году, когда миниатюры считались «хорошим тоном», и были прочны, так как написаны были на слоновой кости. Сомс неоднократно слышал рассказ об этой молодой даме: «Очень талантливая, дорогой мой; она была неравнодушна к Суизину, заболела вскоре чахоткой и умерла; совсем как Китс[35] – мы всегда это говорили».
Вот они все! Энн, Джули, Эстер, Сьюзен совсем еще маленькой девочкой, Суизин, с небесно-голубыми глазами, розовыми щечками, желтыми локонами, в белом жилете, – как живой, и Николас, купидон, закативший к небу глаза. И если подумать, дядя Ник был всегда такой – удивительный был человек до конца своих дней. Да, несомненно, талантливая художница. И в миниатюрах всегда есть своя особая прелесть – сасhеt; это тихая заводь, которую не затрагивают бурные течения изменчивой эстетической моды. Сомс отворил дверь в гостиную. В комнате было прибрано, мебель стояла без чехлов, гардины были раздвинуты, точно его тетки еще проживали здесь в терпеливом ожидании. И у него явилась мысль: когда Тимоти умрет, можно было бы – и не только можно, а почти что должно – сохранить этот дом, как сохраняется дом Карлейля, вывесить дощечку и показывать желающим. «Типичное жилище средневикторианского периода – один шиллинг за вход, каталог бесплатно». В конце концов, этот дом – самая совершенная и едва ли не самая мертвая вещь в Лондоне наших дней. В своем роде это законченный памятник культуры. Стиль выдержан безупречно, нужно только – и он это сделает – убрать отсюда и перенести в его личную коллекцию эти четыре картины барбизонской школы[36], которые он сам подарил когда-то своим теткам. Еще не выцветшие небесно-голубые стены; зеленые портьеры, затканные красными цветами и папоротниками; вышитый гарусом экран перед камином; наполненный безделушками шкафчик красного дерева со стеклянными дверцами; расшитые бисером скамеечки для ног; на книжных полках – Китс, Шелли[37], Саути[38], Каупер[39], Колридж[40], байроновский «Корсар» (только «Корсар», а больше ничего) и викторианские поэты;