Вудсток, или Кавалер. Вальтер СкоттЧитать онлайн книгу.
до него – отца его, Иакова, а до этого – Елизаветы, а еще раньше – прямодушного короля Генриха{75}, – он-то и построил это крыло.
– Здесь, верно, жил и баронет с дочерью?
– Нет, – ответил Джослайн, – сэр Генри Ли слишком высоко чтил… то, что теперь считают недостойным почтения… К тому же в королевских покоях воздух затхлый, и порядок не наводили там уже несколько лет. А покои королевского лесничего – вон по тому коридору налево.
– А куда ведет эта лестница? Кажется, она идет и вниз и вверх?
– Наверху, – объяснил егерь, – много всяких комнат: спален и разных других. А внизу – кухня, людские и погреба, там вечером без фонаря и ходить невозможно.
– Тогда пойдем в комнаты твоего господина, – сказал индепендент. – Мы сможем там хоть как-нибудь устроиться?
– Устраивался же мой достойный господин, который сейчас лишен всяких удобств, – ответил честный егерь; желчь у него так расходилась, что он пробормотал себе под нос: – Та хижина больше бы подошла такому стриженому мошеннику, как ты!
Но он все же повел своего спутника в покои королевского лесничего.
Комнаты эти соединял с холлом небольшой проход с двумя дубовыми дверями: они запирались на дубовые засовы, которые выдвигались из стены и входили в квадратные отверстия, пробитые в противоположной стороне прохода. Пройдя через коридор, они вошли в маленькую прихожую, а затем в приемную достойного баронета, которую на языке тех дней можно было назвать прелестной летней гостиной, – свет проходил в нее через два окна с нишами, расположенными так, что перед каждым простиралась аллея, далеко уходящая в парк. Главным украшением комнаты, кроме двух-трех ничем не примечательных фамильных портретов, был большой портрет мужчины во весь рост, висевший над каменным очагом, который, как и очаг в холле, был украшен высеченными на камне гербами и расписан разнообразными девизами. Портрет изображал человека лет пятидесяти, в доспехах; написан он был в резкой и сухой манере Гольбейна{76}, – может быть, картина и принадлежала кисти этого мастера, дата на ней совпадала. Угловатые формы и шероховатая поверхность доспехов служили прекрасной моделью для резкой кисти мастера этой ранней школы живописи. Краски поблекли, и лицо рыцаря казалось бледным и тусклым, как у выходца с того света, но черты его выражали гордость и ликование. Своей булавой, или жезлом, он указывал вдаль, где, насколько позволяла перспектива, художник изобразил горящие развалины церкви или монастыря; четыре-пять солдат в красных мундирах с победоносным видом выносили оттуда что-то похожее в медную купель. Над их головами можно было разобрать надпись: «Lee Victor sic voluit»[9]. В нише напротив портрета висели рыцарские доспехи; их черный с золотом цвет и украшения были совсем такие же, как на картине.
В выражении лица рыцаря, изображенного на портрете, было нечто такое, что производило впечатление даже на тех, кто ничего не понимает в живописи. Индепендент смотрел на него до тех пор, пока
Такова воля Виктора Ли