Милкино счастье. Лана ЛанитоваЧитать онлайн книгу.
безумная, заразившись его безумием.
«Господь не оставит нас. Он добрый, он что-то придумает, чтобы мы были вместе. А Руфина? Руфина будет жива, но исчезнет… Уедет…Так надо… И так будет!»
Она даже не заметила, как быстро разделась, покидав свои вещи в угол, как настаивал сделать он. Ей стало стыдно за свои штопаные чулки. На мозаичной плитке коричневым бугром топорщилось платье ненавистной Капитолины. Она испытывала необъяснимую, приятную ей месть, зная, что скоро пламя огня навсегда сожрет эту колючую ткань. Она бы сожгла все это прямо сейчас. Оставшись в одних панталонах и короткой рубашке, Людмила глянула на себя в зеркало.
«Господи, как стыдно грешить… – Тонкие пальцы легли на высокую грудь и сжали ее. – Как он трогал меня, как ласкал соски. – В животе снова стало горячо. – Стыдно грешить, но сладко».
Она решительно сняла с себя исподнее. Взошла на небольшую скамейку и перекинула ногу в ванну. Потом вспомнила о мыле и вернулась к комоду. Верхняя, объемистая полка пахнула в лицо тонким ароматом сандала. В темном чреве дубового ящика обнаружилась жестяная коробка, похожая на ларец. В этой коробке лежало мыло. О боже, что это было за мыло… Его привезли прямо из Парижа. Два кусочка были завернуты в шуршащую ажурную бумагу, похожую на папиросную. Яркие наклейки изображали цветы и головки хорошеньких парижанок. Два других кусочка были упакованы в металлические коробочки, украшенные мозаикой из цветного стекла. А пятый кусочек был упакован в кружевной кошелек, сделанный в виде сердечка с золотистой стрелой Амура. Последний ей понравился более других. И пах он розовым маслом. Другое мыло тоже благоухало неземными ароматами: ванилью, яблоками, жасмином и сиренью. Но Мила выбрала именно последнее.
А далее она приняла ванну, тщательно намылив все части своей стройной фигуры, помыла и прополоскала чистой водой русые волосы. Когда она, свежая и благоухающая, глянула на себя в зеркало, то из овальной рамы на нее смотрела сама Афродита, с распущенными длинными волосами, мокрые концы которых приклеивались к круглым алебастровым ягодицам. Она приподнялась на цыпочки и осмотрела себя сбоку: часть стройного и тугого бедра скрывала пушистый лобок, капельками воды блестел плоский живот, талия казалась до невозможности тонкой – как говорила мать: две руки обхватят. И, наконец, торчащие острыми розовыми сосками, большие груди.
Когда она училась в гимназии, её формы стали заметны намного раньше, чем у всех одноклассниц. Это обстоятельство отчего-то не радовало, а скорее смущало ее. Смущало и раздражало. Однажды ватага дворовых мальчишек остановила ее по пути в гимназию. Их главарь, босой, одетый в черный кафтан с чужого плеча и холстинковые штаны, развязанной походкой, сплевывая через выбитый зуб, подошел к ней вплотную и бросил в лицо: «С такими титьками, барышня, уворуют тя черкесы! Хошь, мы станем тя сторожить?» Она обомлела, живо представив то, что ей грозило. И не нашла ничего умнее, как спросить у хулигана: «Почему?» Тот подумал с минуту и ответил: