Безобразные девочки снова в моде. Олег ЛукошинЧитать онлайн книгу.
немецких солдат играла команда «Старт» Киевского хлебозавода, в которой лишь несколько футболистов имели отношение к «Динамо». До так называемого матча смерти они провели чуть ли не десяток встреч с немцами. Их последующий арест с победой в том матче никак не связан. По сути, эта игра, как и все остальные, была актом коллаборационизма, из которого потом сотворили красивую легенду. Зачем – непонятно.
На мгновение Макарову показалось, что пацаны сейчас просто растерзают Бабаева. Он даже движение сделал, чтобы отгородить его от праведного гнева пионеров. Но нет, никто не шелохнулся, а некоторые и вовсе усмехнулись на Серёжины слова.
Когда судья дал стартовый свисток, Володя решил поговорить с юным скептиком и провокатором серьёзно.
– На какой волне, говоришь, «Голос Америки» ловится? – подсел он к равнодушно наблюдавшему футбольные баталии подростку.
– Разве я что-то говорил про «Голос Америки»? – холодно удивился Серёжа.
– А откуда всё это у тебя? – Макаров чувствовал, что эмоции переполняют его. – Грязь эта, выдумки нелепые, желание опошлить и очернить всё святое!? Не в журнале «Костёр» же ты это прочитал?
– Это не выдумки, – так же отстранённо и безучастно отвечал Бабаев, – это правда. И зарубежные радиостанции здесь не при чём, хотя я знаю об их существовании. Грамотный человек всегда может отделить истину от домыслов даже по публикациям в советской прессе. Просто я сопоставляю факты, анализирую, задумываюсь. В отличие от вас, привыкшего потреблять готовые лакированные завтраки.
Все ребята обращались к вожатым на «ты». Но не столько это высокомерное «вы» покоробило Макарова, а тот ужасающий смысл, что содержался в этой не по годам ядовитой фразе. Впервые за всё свое недолгое соприкосновение с великой наукой педагогикой, да что там – впервые в жизни Володе захотелось ударить ребёнка. Знаменитый педагог Макаренко, почти однофамилец, признался в «Педагогической поэме», что однажды и ему пришлось залепить пощёчину своему воспитаннику. Макаренко сожалел о случившемся, но всё же делал вывод, что порой без подобных методов обойтись нельзя. Володя никак не мог согласиться с ним в этом. Если ударил равного – да, это оправдано. Если более сильного – тем более. Но если сорвался на том, кто слабее, на ребёнке – тебе не место в педагогике. Что бы там ни писал Макаренко.
Ему стало страшно от этого желания – яростного желания бить вместо возможности разговаривать и доказывать свою правоту. «Если ударю – это проигрыш, – мелькнула мысль. – Абсолютный проигрыш перед жизнью и самим собой».
Он сдержался и с изумлением несколько напряжённых секунд взирал на свою уже расслабленную, уже пристыженную, но лишь недавно бывшую сжатой, злой и непримиримой пятерню. Кажется, Серёжа почувствовал ту борьбу, что происходила с вожатым, и посматривал на него насмешливо. По крайней мере, именно насмешливость разглядел в его мимолётном взгляде Макаров.
– Ты же