Леди Ру. Владимир ЕлистратовЧитать онлайн книгу.
Вся торговля в области, включая наш зажопинский район, уходит под Ваху. Это – решено. То есть под его контингент. Это уже все в соседних областях обкатано. Хозяева всех точек будут его люди. Понимаешь? Это уже точно. Ахмада уже предупредили. И предупредили, чтоб он предупредил тебя и меня. Федю Храпа этого просто… уберут. Ну, не физически, может быть… Это от него зависит… У Вахи такой принцип: все – свои. А хозяева точек обязательно возьмут на работу своих родственников. Ну… грузчик Петя, может, и останется. Хотя – сомневаюсь. А вот ты точно не останешься. И я тоже. У нас с тобой три дня. Знаешь, как в сказках. До выходных. Пожалуйста: реализуй все, что успеешь. Бери выручку. Рассчитывайся с Петями-Машами… Тут Ваха, в общем… даже благородно себя ведет. Тебя не грабят, ничего у тебя не отнимают. Кроме главного – точки. Ты гордо уходишь и освобождаешь помещение… Но если ты его не освободишь – его освободят от тебя… Кое-что компенсируют. Чуть-чуть. Чтоб тебе пару месяцев было что покушать. Тебе ведь Паровоз точку считай подарил. Так? Ты с нее четыре года хлеб с маслом кушала? Так? Чего тебе еще надо? Логично? Кстати, помещения Вахе на год-другой только нужны. Он потом отстроит новые. Создаст эту… как ее?.. цивилизованную, б… дь, систему торговли. Для нас с тобой тысяча долларов – это деньги, а для него нет. У него другой порядок бабок. Все будет у него зашибись три раза, но мы с тобой этого рая уже не увидим. Вот такие дела, Евдокия.
Он замолчал, глядя в край стола. Я почувствовала, что у меня начинают дрожать руки. Я зажала их между колен и стала смотреть в ту же точку, что и Аладдин.
– Жалко, что я не чечен, б…дь, – сказал, зло улыбаясь, Аладдин. – Был бы я из Вахиного тейпа. А то, б…дь…
– Ладно, не матерись, – поморщилась я. – Зербод – это тоже некисло. У тебя вон два двоюродных брата в Москве.
– Два брата… акробата. Они на Мытищинском рынке дагестанской бараниной торгуют… Рубят баранину по десять часов в день. Мне Тогрул звонит, говорит: каждую ночь бараньи яйца снятся. Словно я их отрубаю, а они, паразиты, обратно отрастают… Кошмарный такой вот сон… В Москве, б…дь…
Помолчали. Аладдин нехорошие слова артикулировал особенно четко. Как будто вкладывал в них какой-то особый шаманский смысл.
– Баранина – это хорошо, – сказала я. Меня стало знобить. И началась тоска. Где-то в животе.
– Да уж, куда лучше, – отозвался Аладдин.
Я чувствовала, что надо говорить что-нибудь, а то будет плохо, разревусь еще:
– А у меня вот никого нигде нет. Мать в деревне – и все.
«И деньги я почти все в товар вложила», – подумала я, но говорить не стала, сказала другое:
– Но ведь так не делается, Аладдин… Три дня…
– Делается, Евдокия, еще как делается. Они там очень торопятся. Не знаю почему. Тебе звонить будут. Завтра, наверное. Ты не дури. Не психуй. Сама сказала – мать у тебя… Ладно. Что-нибудь придумаем, – сказал Аладдин.
Он взял сигарету, но тут же скомкал ее, оскалившись:
– Опять все заново начинать!.. Только все наладилось!.. Эх, ш-шайтан…
Аладдин