Зяблики в латах. Георгий ВенусЧитать онлайн книгу.
Радуясь новым людям, Олимпиада Ивановна рассказала нам и про своего мужа, расстрелянного каким-то проходившим через город атаманом, и про часы, подаренные мужу в день его 25-летней службы училищным сторожем, и даже про Наташку, девочку свояченицы, что помогала ей, теперь одинокой, по хозяйству.
– А знаешь, старуха на границе помешательства… Вот они – осколки быта, – сказал прапорщик Морозов после беседы с хозяйкой, уходя к себе во взвод. – Видел, как она часы покойника гладит? А сколько… черепков этих.
– Склеим, прапорщик.
– Не всё, брат, клеится, вот что!..
Когда я вернулся к себе в халупу, Олимпиада Ивановна была на кухне. Над открытым комодом в ее комнате стоял Свечников.
– Вы что это тут?
Свечников вздрогнул и быстро зажал в кулаке часы Никифора Степаныча.
– Добровольцев, сволочь, позорить! – и, схватив часы за цепочку, я рванул их. Цепочка порвалась, а часы, упав на пол, брызнули на коврик разбитыми стеклышками.
И вот уже второй день аккуратно собранные стеклышки лежали на комоде. Часы не шли…
…Желтая собачонка за окном жалобно повизгивала.
Кто-то дал ей сапогом под живот. Потом солдаты расступились, – очевидно, пропуская офицера.
– Олимпиада Ивановна, а есть у вас в городе часовщик? – вошел в комнату прапорщик Морозов.
– А как же, служивый! Есть, как же!.. Зелихман. На Торговой живет.
Прапорщик Морозов вынул бумажник.
Когда Олимпиада Ивановна побежала к Зелихману, мы подошли к окну.
– Выйдем, что ли?
– Эй, крупа! – кричали веселые кавалеристы, колоннами проезжая по улице. – Расступитесь! Конница идет!
– Мой ход. Мой! – горячился Свечников.
– Не зазнавайся! Валет, брат, что подпоручик, дамских боится ручек… Ход твой, да взятка моя.
Свечников проигрывал.
Прапорщик Морозов размазывал ногой жидкую грязь, нанесенную в комнату сапогами. «И откуда грязь? – думал я. – На дворе жара… земля растрескалась…»
– А дома ли тетка Лимпиада? – вдруг услыхал я чей-то тонкий, в гул солдатского смеха забежавший голосок.
На пороге стояла девочка. На ней было розовое, как весенняя черешня, платье. Коротенькая косичка не свисала вниз, а стояла на макушке, как опрокинутый вверх точкой восклицательный знак.
– Наташка! – догадался прапорщик Морозов и ласково улыбнулся.
– К Олимпиаде Ивановне, милая?
– К тетке.
– А ее нет!
Минутку девочка молчала.
– А у нас на дворе тоже солдаты!..
– Ну и сказала! По существу! – засмеялся Филатов, взглянув на нее из-за развернутых веером карт. – Из пулемета да бомбой! – ни в село ни в город, – ни в бровь ни в глаз!
– Только наши с лошадьми. Конные наши… Ну и крику!
– Кто ж, Наташка, кричит? Солдаты?
– Соловейчик кричит, портной. Солдаты его за бороду таскают. Давай, кричат, деньги, жидовская твоя харя!
Прапорщик Морозов встал.
– Я выйду!..
…Я долго