Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье. Сергей Александрович МенжерицкийЧитать онлайн книгу.
раскусила и, в отличие от папы, манипулировать и командовать собою – не дам…
– А почему папа позволял?
– А потому что – любовь, Алёша! Слепая до мазохизма. Он как влюбился в неё лет тридцать назад, во время своей иркутской командировки, так и жил потом, будто под гипнозом. Ходил за ней по пятам, в глаза заглядывал и "маргариткой" называл в ответ на всё её хамство. Письма ей из командировок слал с одним и тем же постскриптумом: "Ты у меня единственная, Маргаритка! Я без тебя умру!!!" И его абсолютно не волновало, как она к нему реально относилась. А ей такая ситуация была – на руку. Ну, ещё бы! Приехал в твой заштатный городок ведущий инженер столичного НИИ, увидел тебя, влюбился, сделал предложение и сразу в Москву увёз, в отдельную квартиру. Живёт с тобой, обеспечивает, пылинки сдувает, а взамен не требует – ни-че-го. Просит только, чтобы ты была рядом и чтоб когда-нибудь, в виде великого одолжения, родила ребёночка… Пять лет упрашивал, кстати. А когда я родилась, она отцу ультиматум выставила, чтобы он со своей матерью квартирами обменялся. Поскольку Вера Борисовна проживала одна в большой двухкомнатной, а мы втроём – в малогабаритной однокомнатной…
– Логично.
– Ага. Чрезвычайно. Особенно если учесть, что Вера Борисовна была против их брака в принципе и у неё для отца даже кандидатура имелась, из коренных москвичек. И если знать ещё, что вся её квартира была увешана фотографиями покойного мужа – крупного деятеля славного советского насосостроения, и до потолка заставлена стеллажами его личного архива, который она стерегла, как Цербер. И когда отец завёл разговор об обмене – ты представляешь, что началось? И что ему, бедному, в итоге наговорили? Сначала собственная мать, а потом – собственная жена? Одна объявила, что он – предатель светлой отцовской памяти, идущий на поводу у провинциальной квартирной аферистки. А другая – что он полнейший нуль, не способный обеспечить семье нормальные бытовые условия…
– И к чему пришли в итоге?
– К маразму. Который с каждым годом, естественно, всё крепчал. Отец, чтобы нас не стеснять, перебрался жить к матери, на "Войковскую". Приезжал к нам только в выходные, привозил деньги с продуктами. Приедет, сумки поставит в коридоре, сядет на табуретку и молчит с виноватым видом. И мать молчит, чтоб ему побольнее сделать. И я молчу, потому что меня так мама подучила. И вот он посидит немного, меня в макушку поцелует, скажет: "Эх, маргаритки! Как же мне тяжко без вас!" и – в дверь, до следующих выходных… И в таком густейшем маразме, Алёша, мы прожили… ну, лет двенадцать где-то. Поскольку моя Маргарита Аркадьевна всё дожидалась, что свекровь наконец-то дрогнет и согласится квартирами обменяться, или хотя бы отца к себе пропишет, на перспективу. А Вера Борисовна, наоборот, надеялась, что в один прекрасный день мой папа образумится и поймёт, как права его родная мать, и ни о каких контактах с "аферисткой" и с "дочкой аферистки" даже слышать не желала…
– А "дочка аферистки" – это, естественно, ты?
– Ага.
– Круто.
– Дальше