Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье. Сергей Александрович МенжерицкийЧитать онлайн книгу.
его амбициозных планов на будущее.
Биография армянина, как выяснилось, была с детства ушиблена джазом. Его папа, некогда известный в узких кругах саксофонист, сделал всё, чтобы сын ступил на ту же профессиональную стезю. И Сурен, в общем, папиным начертаниям следовал. То бишь с отличием окончил музыкальное училище и затем четверть века исправно дул в саксофон, разъезжая по стране в составе разнообразных джаз-бэндов. Но, поскольку характер у Сурена также оказался папиным, а именно на редкость вспыльчивым и горделивым, он так же быстро портил отношения с начальством и был систематически гоним и увольняем.
Схожая участь постигла и его семейную жизнь. Женат он был четырежды (как он мрачновато шутил – "по разу в пятилетку"), и все четыре раза застрельщицами развода становились именно жёны, в какой-то момент отказывавшиеся терпеть его долгие простои и яростное нежелание иметь детей до тех пор, пока "в дверь не постучится Её Величество Удача". Причём каждый новый развод в буквальном смысле слова выбивал почву из-под суреновых ног, поскольку сопровождался с его стороны очередным квартирным жертвоприношением.
Так, своей первой жене, носившей романтическое имя Ануш (что в переводе с армянского означало – "Сладострастное дыхание утра"), он великодушно оставил однокомнатный кооператив, подаренный ему папой в ознаменование успешного окончания училища. Развод со второй женой, носившей не менее романтическое имя Сэда (что означало – "Нежнейшая"), лишил его отцовской дачи в Красково, где он постоянно проживал после развода с первой. Третью жену по имени Заруи (то есть – "Жрица храма огня") он привёл в родительскую "трёшку" у метро "Белорусская", ибо самих родителей к тому времени уже не было в живых.
Соответственно, когда отношения с Заруи также разладились, кирпичная сталинская "трёшка" пала жертвой размена на две типовые "двушки" в спальных районах и, по традиции целуя на руке серебряный перстень с армянским крестом и прописывая к себе свою последнюю жену Шаганэ (то есть – "Кроткую, как дыхание ребёнка"), он делал это в твёрдой уверенности, что она и есть та финальная армянская женщина, с которой ему предстоить дожить до гробовой доски.
Но, к разочарованию Сурена, целование креста вновь не помогло и "финальная армянская женщина" оказалась ничуть не лучше своих зацикленных на бытовухе предшественниц. Она также считала, что в настоящей армянской семье должны в обязательном порядке водиться деньги и дети, а настоящий армянский муж обязан ежедневно ходить на работу и возвращаться домой лишь к ужину, заботливо приготовленному армянской женой. А если он этого не делает, или делает нерегулярно, то ему нужно почаще закатывать настоящий армянский скандал, сопровождаемый бросанием тапок, ложек и разнообразной небьющейся посуды (поскольку бросаться бьющейся посудой, с точки зрения настоящей армянской жены – верх расточительства).
Уклонившись от очередного града проклятий и предметов, Сурен вспылил и сделал то, что уже проделывал трижды. То есть собрал свою гастрольную