Море внутри. Елена КушнирЧитать онлайн книгу.
ты – прошлое…
– О брате? – Встрепенувшийся медведь вскакивает со скамьи. – Неужто мальчик?!
– Отчего это я – ненависть? – обиженно встревает девочка. – Что я плохого кому сделала?
– Значит, хвала Господу, наследник родится?
– И почему это я – прошлое? Я не прошла, – топает она маленькой ножкой. – Вот я тут стою!
– Заткнись, девчонка, – скалится медведь. – Дай о деле узнать!
– А у меня своих дел быть не может?
– Дура, твое дело – за прялкой сидеть!
Спорят, кричат, глядь – а человека в диковинном одеянии уже нет. И куда делся, непонятно, и был ли вообще, неизвестно, и застывают оба, глупо приоткрыв рты.
– Мерлин! – орет король на пустой воздух. – Ты куда делся, сарацинский черт?! Вернись немедленно, я тебе приказываю! Вернись, не то шкуру спущу!
И тут дверь наконец распахивается, и выходит крик, поначалу – возмущенный, сердитый, мол, зачем это все, я о таком не просил, мне и раньше хорошо было, но вскоре меняется на другой, исполненный силы и торжества: «Я теперь здесь!»
Медведь радостно бурчит, женщина на постели слабо улыбается, служанки носятся с тазами, полотенцами и уставшим видом благородных матрон. Крови в комнате – как будто кого-то убили, но это всегда легко перепутать.
Девочке показывают сверток с опухшими щелками глаз, плоским носом и щеками, надутыми на весь мир. Лягушачий рот. Слипшийся пушок на голове.
«Фу, какой урод, – думает Моргана, разглядывая своего новорожденного брата Артура с брезгливым интересом, – красный червяк в свивальниках».
И почему-то плачет.
Они разные.
В глазах Морганы, дочери покойного герцога Корнуолла, разлито море, переменчивое, опасное, без дна, а имя ее глубоко, таинственно и сложно; в нем заключена и тяжкая поступь волн, и тяжкая поступь смерти.
Артур – медвежонок, сын коронованного медведя, и его взгляд – словно летнее небо: столько полуденной безмятежности и безоблачной голубизны, что не вычерпать, как ни старайся.
– Это потому, что он дурак, сын дурака, – решает девочка, и эта незатейливая мысль для нее утешительна.
Артур пошел в короля Утера: рыжий, крепенький, словно выточенный из дерева. Солнце метит его горстями веснушек, выцветающих осенью и возвращающихся по весне. Детская пухлость, складочки-ямочки и небесные глазки делают его таким миловидным, что все женщины в замке, от судомойки до герцогини, при его виде лепечут, точно простофили на ярмарках, которым показывают ящериц, выдавая их за саламандр:
– Кто это у нас такой пригожий? Кто это у нас матушке надежда, а батюшке отрада? Ах-ах, вылитый ангелок!
Моргана презрительно фыркает, осознавая свое превосходство над сентиментально квохчущими клушами.
У нее самой – масть покойного герцога: угольные локоны и кожа цвета зимы, она тоненькая, как игла, и ощущает в своих костях стальную остроту, способную проткнуть реальность насквозь.
Никто не объяснял ей «реальность», она откуда-то знает это слово сама. Или колдун Мерлин обронил