Эшафот забвения. Виктория ПлатоваЧитать онлайн книгу.
триумфу на Каннском фестивале: Братны привез туда свою дебютную картину «Танцующие тени», снятую и смонтированную за гроши на умирающем «Мосфильме». Кинематографическая сага о России конца девяностых потрясла фестиваль, забывший на время о кулуарных дрязгах, и Братны собрал урожай призов, самым невинным из которых была «Золотая пальмовая ветвь». Потом последовало еще несколько кинофорумов, калибром помельче. Ему предложили постановку на одной из крупных студий Голливуда (по агентурным сведениям, Братны заинтересовалась «Коламбия пикчерз») – фантастический шанс для новичка в большом кино. Но Братны неожиданно отказался. «Наплевать мне на вашу Америку, – самоуверенно заявил он на одной из своих пресс-конференций (очевидцы утверждали, что в оригинале был использован более крепкий глагол, предусмотрительно смягченный при переводе). – По-настоящему можно работать только в России».
Это был очень странный тезис, если учесть происхождение Братны. Его дед, солдат Армии Крайовой, не принявший послевоенные польские порядки, отмотал срок в сталинских лагерях, но в Польшу вернуться так и не сумел. Еще в лагере он познакомился с русской девушкой, от их брака родился сын, отец Анджея. После пятьдесят третьего семья почему-то осталась в Сибири, здесь же, в маленьком поселке у горно-обогатительного комбината, родился сам Анджей. Он довольно забавно рассказывал интервьюерам пеструю историю своей тридцатилетней жизни (в следующем году ему должно было исполниться тридцать). Особое место в этих рассказах занимал Киев – в свое время Анджей успел поучиться на кинофакультете местного театрального института, из которого был с треском вышвырнут за профнепригодность. Больше он не искушал своим присутствием солидные киношколы. «Научить кино невозможно, все, что нужно знать о нем, умещается в двух монтажных стыках раннего Годара», – проповедовал Братны со страниц номера, посвященного ему. Врезать бы тебе по морде за такие слова, шляхта недобитая, случайный прихвостень славы, сладко думала я, почитывая журнальчик в своем видеопрокате, врезать бы тебе по морде, так ты похож на моего Ивана, боже мой…
Он действительно был похож на Ивана, забравшего с собой душу несчастной сценаристки Мыши, я так и чувствовала интонации своего божества во всех наглых репликах Братны. И почти безумная мысль родилась во мне, чтобы тотчас же умереть: Иван погиб только потому, что где-то уже существовал сучий потрох Братны, вдвоем им невозможно было ужиться на тесной земле…
С кем только не сравнивали Братны – и с ранним Кустурицей, и с поздним Тео Ангелопулосом, и со всеми «английскими рассерженными» и «американскими независимыми», вместе взятыми. Если добавить сюда Бертолуччи и Висконти периода «Туманных звезд Большой Медведицы» – картинка получалась еще та. Слава богу, что хотя бы Феллини не попал в этот длинный список (я втайне порадовалась за старика), не дотягиваешь, гад, то-то же, знай наших!..
Все эти сравнения с классиками кино были взаимоисключающими. Да и сам Братны вызывал, видимо, взаимоисключающие чувства, хотя