Под развалинами Помпеи. Т. 1. Пьер-Амброзио КуртиЧитать онлайн книгу.
Кая, вызвал Тиверия в Рим, но с условием, чтобы он не вмешивался в государственные дела. И на самом деле он оставался им чужд до тех пор, пока, по мнению Ливии, не наступило для него время возвратить себе прежнее положение.
В течение двух лет сыновья Агриппы, сделанные Августом цезарями, исчезли: Кай умер в Лимирии, а брат его, Луций, в Марсели. Тацит не устает обвинять в их смерти Ливию, которой приписывали и смерть Марцелла, воспетого Вергилием в шестой книге «Энеиды». После этого привязанность Августа сосредоточилась на последнем сыне Марка Випсания и Юлии, Агриппе Постуме, и на Тиверии Клавдии Нероне; и обоих – последнего по просьбе народа – он усыновил почти одновременно.
Это было ближайшей целью Ливии.
Тиверий вновь сделался трибуном на пять лет, отправился потом умиротворять Германию, а затем вел иллирийскую войну, которая после карфагенской считалась самой значительной и ужасной из внешних войн и которая окончилась присоединением Иллирии к Римской империи.
Но осталась ли Ливия довольна всем этим?
Нет, она желала устранить для Тиверия и в будущем всякое препятствие. В то время, когда Тиверий находился еще на острове Родос, жена его Юлия, оставленная им в Риме, чувствуя к мужу лишь отвращение и злобу и подстрекаемая своим прежним любовником, Семпронием Гракхом, отдалась самым постыдным страстям, самому открытому прелюбодеянию и самым разнузданным ночным оргиям.
Я пишу не от себя: серьезные и полные доверия писатели сообщают, что она принимала любовников целыми стадами, admissos gregatim adultéras, и, как безумная, пробегая по ночам улицы и переулки, оскверняла их своей проституцией, совершая прелюбодеяния даже на публичных трибунах, в которых, по повелению ее августейшего отца, провозглашались наказания прелюбодейцам, и, как бы гордясь своими бесстыдными и развратными поступками, каждый день приказывала класть на голову статуи Марсия[29], стоявшей на римском форуме, столько венков, сколько таких поступков удавалось ей совершить в предшествовавшую ночь.
В своей связи с Юлом Антонием Африканом, сыном триумвира Марка Антония и Фульвии[30], Юлия дошла, наконец, до такого бесстыдства и разврата, что эта связь была причиной гибели обоих.
После смерти Марка Антония Август показал столько умеренности и милосердия к сыну своего врага, что не только даровал ему жизнь, но и осыпал благодеяниями. Он сделал его постепенно жрецом, претором, консулом и правителем некоторых провинций и выдал за него дочь Октавии, сестры своей. Но Юл Антоний Африкан, забыв все это и увлекшись прелестями красавицы Юлии, отдался совершенно своей страсти к этой женщине, необузданный разврат которой заставил его вести самую скандальную жизнь.
Ливия зорко следила за Юлией; и не столько бесстыдный образ жизни Юлии, сколько те ядовитые письма, какие писала она о своем отсутствующем муже к отцу своему Августу, сильно возбудили против нее Ливию, передавшую Августу все о поведении его дочери и, таким образом,
У римских адвокатов было в обычае класть на голову статуи Марсия (знаменитого сатира, положившего, по словам легенды, на музыку гимны, посвященные богам) столько венков, сколько выигрывали они процессов. Необузданная Юлия, как пишет Марк Антоний Мурет в своем сочинении о Сенеке, подражала им в данном случае.
Фульвия, бывшая сперва женой Клавдия, а потом уж Марка Антония, побуждала последнего к грабежу и преступлениям и была злым гением для лиц, преследуемых триумвиратом. Она ненавидела Цицерона за оппозицию его к обоим мужьям ее. Когда была принесена ей голова этого великого оратора, отрубленная у него, по желанию Марка Антония, Каем Попилием Лепатом, которого некогда Цицерон защитил от обвинения в отцеубийстве, она сидела за обедом вместе со своим мужем; и в то время как последний при виде головы своего противника зверски смеялся, назначив убийце премию в 250 тысяч динариев, еще более жестокая Фульвия, оплевывая мертвую голову и надругаясь над ней, проколола своей головной иглой тот язык, который с таким красноречием громил преступления ее и ее обоих мужей. (См. Плутарха: «Жизнь Цицерона», Аппиана, Ювенала и др.) Тацит и Гораций называют Антония Африкана Юлом, а не Юлием.