Пандемониум. Лорен ОливерЧитать онлайн книгу.
туманный рассвет и начинаю мучительно медленно бегать.
Ноги дрожат, легкие разрываются от напряжения, но, если добегу до разбомбленного банка, – Алекс жив.
Сначала – сорок футов, потом – шестьдесят; две минуты без остановки, потом – четыре.
Если смогу добежать вон до того дерева – Алекс вернется.
Алекс стоит сразу за тем холмом. Если я, не останавливаясь, добегу до вершины – Алекс будет там.
Поначалу я спотыкаюсь и около дюжины раз чуть не подворачиваю лодыжку. Я не привыкла бегать по захламленной земле и в сумеречном рассвете почти ничего не вижу. Но зрение становится острее, а ноги запоминают маршрут, и через пару недель мое тело привыкает ко всем неровностям местности, легко распознает руины домов и все повороты разбомбленных улиц, а потом я, уже не глядя под ноги, пробегаю всю главную улицу до конца.
Дистанция увеличивается, я бегу быстрее.
Алекс жив. Еще немного, последний рывок, и ты его увидишь.
Когда мы с Ханой выступали в одной команде на соревнованиях по кроссу, мы часто играли в такую игру. Бег – спорт интеллектуальный. Ты бежишь настолько хорошо, насколько хорошо подготовлена, а подготовлена ты хорошо, если хорошо шевелишь мозгами. Если пробежишь все восемь миль, не переходя на шаг, получишь сто процентов на тестах по истории. Таким способом мы с Ханой и пользовались. Иногда это срабатывало, иногда – нет. Иногда мы сдавались на седьмой миле и начинали хохотать: «Упс! Прощайте наши баллы по истории».
Но дело вот в чем: на самом деле нас это мало волновало. В мире без любви не делают ставки.
Алекс жив. Раз-два, раз-два. Я бегу, пока у меня не распухают ступни, а волдыри на пальцах начинают лопаться и кровоточить. Рейвэн ругает меня, пока готовит ванночку с холодной водой для моих ног, она говорит, чтобы я соблюдала осторожность, предупреждает о возможной инфекции. Здесь антибиотики под ногами не валяются.
А на следующее утро я перебинтовываю пальцы на ногах, надеваю кроссовки и снова бегу.
Если ты сможешь… чуть-чуть дальше… чуть-чуть быстрее… ты увидишь, увидишь, увидишь. Алекс жив.
Я не сошла с ума. На самом деле я знаю, что нет. Как только дистанция остается позади и я, прихрамывая, возвращаюсь к фундаменту разрушенной церкви, я словно натыкаюсь на стену – Алекса больше нет, и никакие пробежки, никакое насилие над собой не вернут его назад.
Я это понимаю. Но есть один момент: когда я бегу, всегда на какую-то долю секунды меня пронзает острая боль, она не дает дышать, перед глазами у меня все плывет. И в эту долю секунды, когда боль становится непереносимой, я боковым зрением вижу слева от себя цветную вспышку – золотисто-каштановые волосы, венок из огненных листьев, – и я понимаю, что, стоит мне повернуть голову, он будет там. Алекс стоит там, смотрит на меня, смеется, протягивает ко мне руки.
Естественно, я никогда не смотрю в ту сторону. Но наступит день, и я посмотрю. Я сделаю это, и он будет там, и все будет хорошо.
Но пока этот день не наступил, я бегу.
Сейчас
После собрания