У ворот Петрограда (1919–1920). Г. Л. КирдецовЧитать онлайн книгу.
внутренних дел при Протопопове), граф А. Буксгевден, генерал Суворов, генерал Кондзеровский, банкир Груббэ…28
Так называемая «треповская» затея, относящаяся к осени 1918 года, когда в Финляндии доживали свои последние дни немцы, и заключавшаяся в том, чтобы образовать на территории Финляндии при содействии фон дер Гольца «всероссийское правительство», – эта затея, которая тогда ввиду определенных приготовлений знаменитого брестского генерала Гоффмана к занятию Петрограда многим сулила шансы на успех, однако отцвела, не успевши расцвести. Бывший царский премьер Трепов приехал в Стокгольм и там все разболтал, а тем временем дела у германцев на Западном фронте кончились катастрофой, и им пришлось отказаться от новых российских экспериментов29.
В Финляндии эта затея не оставила сколько-нибудь заметных следов, кроме, кажется, воспоминания о 500 000 марок, которые были отпущены финляндским правительством Трепову «на надобности русского комитета». Но связь отдельных представителей обрисованной здесь группы лично с Треповым или с его политическими тенденциями сохранилась.
Один из них, некий граф А. Буксгевден, бывший одно время правой рукой Юденича и ближайшим, хотя и негласным, его советником, рассказывал мне подробно для иллюстрации своих «заслуг» перед Россией, что именно на него несколькими месяцами раньше, т. е. ранней осенью 1918 года, выпала честь съездить «по определенному мандату» в главную квартиру генерала Гоффмана, что там совместно с брестским героем были разработаны детали занятия Петрограда германскими дивизиями и насаждения нового «всероссийского» правительства.
Почтенный граф клялся при этом и бил себя в грудь, что он «германофилом» никогда не был, что он и его друзья хотели только использовать германские штыки для водворения порядка на Руси и устранения большевиков. При этом, предполагая, что раз я сотрудничаю в английских изданиях, то я обязательно «англофил» и «германофоб», он то и дело оговаривал других деятелей своей группы – помню главным образом князя Волконского, бывшего товарища председателя Государственной думы, который по его словам являлся настоящей «гидрой» германофильских течений…
Впоследствии действительно князю Волконскому пришлось покинуть гельсингфорсскую политическую арену. Немцы были повержены в прах, кругом веял антантистский дух, даже стойкие до упрямства финны должны были, по крайней мере, для внешнего вида прикинуться антантофилами – иначе нельзя было бы получить продовольствия из Америки, и князь Волконский, не поладивший с Юденичем и новыми людьми, которые его стали окружать (А. В. Карташев, Кузьмин-Караваев и др.), уехал не то в Копенгаген, не то в Берлин. Через несколько месяцев, однако, когда и я уже успел распрощаться с Гельсингфорсом и перенес свою деятельность на южный берег Финского залива, в Ревель, имя князя Волконского снова как-то всплыло на поверхность.
Это было в дни «бермонтовщины», после внезапного удара знаменитого Авалова-Бермонта30