Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники. Ольга ЛодыженскаяЧитать онлайн книгу.
многих пьес, которые постоянно шли в разных театрах до революции. Состав участвующих артистов был историческим: героя играл сам Южин, героиню – народная артистка Союза Александра Александровна Яблочкина, вторую героиню – народная артистка Союза Вера Николаевна Пашенная, а ее жениха – Максимов. Спектакль нам с Ташей очень понравился. <…>
Наутро, не успели мы проснуться и высказать свое мнение о том, как не хочется в противный институт, послышался стук в дверь, и вошедшая горничная сказала:
– Там вас спрашивает какая-то женщина.
– Пусть войдет, – сказала мама, накинув пеньюар и выходя из-за ширмы.
И тут же мы услышали ее голос:
– Ах, Мотя, здравствуйте.
Мы, довольные, повскакали с кровати. И хотя Мотя была тепло одета, от нее сразу запахло морем и Крымом, вернее, все это ярко выплыло в нашей памяти. А мама быстро одевалась и говорила:
– Хорошо, что вы приехали, я как раз недавно говорила о вас с управляющим, а мужа вашего, наверно, взяли на фронт?
– Нет, он забракованный, глаза у него плохо видят; он со мной приехал, сидит внизу в прихожей.
Уходя, мама спросила Мотю:
– А вы знаете, что полагается вносить залог, у вас есть деньги?
– А як же, мы все знаем.
Мама ушла, а Мотя рассказывала нам, как трудно было ей уговорить своего «сумеречного» собраться в Москву – он предлагал ей после окончания сезона в Крыму ехать в деревню. Мотя отказывалась: приехать на готовый урожай, «не робивши летом», значит, надо отдать «гроши», и тогда не будет «залога». Остановились они у Мотиной тетки: она замужем за дворником, хибара маленькая, трое детей, В то время дворники всегда жили в маленькой избушке, построенной около ворот.
Тетка встретила их не очень радостно. Видно, не верила в то, что они сумеют устроиться в Москве на работу, и «сумеречный» стал еще мрачнее. Мотя вздыхала и поглядывала на дверь.
И вдруг вошла мама, а за ней вовсе не сумеречный Петро, Мотин муж.
– Ну вот и устроилось все как нельзя лучше, – весело сказала мама. – Управляющему, оказывается, сейчас нужны официанты, и вас, Мотя, он берет. Я сказала ему, какая вы услужливая и хорошая.
– Какое же вам спасибо! – У Моти на глазах были слезы, а Петро вдруг низко, до полу поклонился маме.
Когда они ушли, я невольно задумалась. Как легко и весело делает мама добро людям – случай с блузкой, сейчас с Мотей – и ничего не проповедует. А что я сделала хорошего людям?
В институте все шло по-старому. Темпов я не снижала. Тамара Кичеева тоже взялась за уроки. Как-то вечером она подошла ко мне, разрумянившаяся, с расстегнутой верхней пуговкой кофточки, и сказала:
– А правда, Лелька, интересно учиться?
А я сама только что об этом подумала. Жить в институте стало интереснее еще и потому, что мы много читали. Доставали нелегальным способом Белинского и Добролюбова. В институтской библиотеке этим авторам быть не полагалось. <…> За чтение я взялась очень горячо и любила