Сквозное действие любви. Страницы воспоминаний. Сергей ДесницкийЧитать онлайн книгу.
Скажу одно: дядя Антон прошел через все круги гэпэушного ада. И зажимание пальцев в дверях, и «пятый угол», когда четверо здоровенных бугаев бьют тебя, не давая упасть на пол, и методичные удары резиновым шлангом по печени, и подвешивание на крюке таким образом, чтобы пола касались только кончики больших пальцев на ногах, и лишение на сутки и более питьевой воды, и булавки под ногти… Одним словом, все, что удалось изобрести бесстрашным чекистам, используя также прежний опыт царской охранки. Правда, у тех фантазия была слишком допотопной и не отличалась такой изощренностью, как у наших, советских.
Чего они добивались от Антонишкиса? Признания в несовершенных преступлениях?.. Новых имен и связей?.. Клеветы на своих товарищей?.. Главным для них было одно: заставить этого упрямого латыша заговорить. Ведь дядя Антон на все время следствия сделался немым и совершенно безграмотным. Это спасло ему жизнь, но обрекло на долгие муки одиночного заключения в одной из камер подвала мрачного здания на Лубянке. Произнеси он хоть одно слово, подпиши хотя бы один протокол допроса или даже поставь любую закорючку на чистом листе бумаги, все! Он – погиб!.. У м е л и отважные ребята из «органов» выжимать максимум из ничего. Смешно, но при всем разгуле бесправия, что накрыл собой всю страну, ученики Железного Феликса были жуткими бюрократами. Чтобы расстрелять безвинного человека, им непременно требовались формальные основания. А признание подследственным своей вины было краеугольным камнем, лежавшим в основе советской юстиции. Своим молчанием на допросах Антонишкис лишил их удовольствия уничтожить упертого большевика-ленинца «на законных основаниях».
Тогда они отомстили ему способом, который был пострашнее вырывания ногтей и «конвейера». Его отвели в камеру и «забыли» там на целых девять лет. Под зловещим зданием на Лубянской площади и по сей день существует многоэтажная подземная тюрьма. Сколько всего имеет она этажей и на каком именно сидел дядя Антон, он не мог сказать, но сути того, что они с ним сделали, это не меняет.
Пол в камере и в коридоре затянут толстым войлоком, на ногах у надзирателей войлочные тапочки, так что практически создано идеально беззвучное пространство. Заключенному запрещается разговаривать, петь, смеяться, рыдать, декламировать стихи – короче, издавать любые звуки. За нарушение полагалось наказание: надзиратель избивал заключенного почти до бесчувствия, и у того надолго пропадала охота нарушать режим.
Но это были еще цветочки. Для Антонишкиса в самом начале его одиночного заключения главной мукой был… свет. В тесной камере размером 3×2 м круглые сутки под ярко выбеленным потолком горела двухсотсвечовая лампочка.
«Даже когда я крепко зажмуривался, – рассказывал дядя Антон, – избавиться от жуткой рези в глазах мне никак не удавалось. Казалось, веки стали почти прозрачными, от этого яркий свет проникал прямо в мозг, череп раскалывался от жуткой боли, хотелось кричать, выть, биться головой об стенку…