История Сицилии. Джон НорвичЧитать онлайн книгу.
своим контролем. Началась вторая эпоха сицилийской тирании.
Даже стричь себя он научил родных дочерей, не доверяя цирюльнику: и вот царские дочери, как рабыни, ремесленнически подстригали волосы и бороду отца. Но даже им доверял он не вполне, и когда они подросли, он отобрал у них бритвы и велел опалять себе бороду и волосы раскаленными ореховыми скорлупками.
К двум своим женам – сиракузянке Аристомахе и взятой из Локров Дориде – он приходил по ночам так, чтобы заранее все осмотреть и разузнать. Спальный покой его был окружен широким рвом, через который был переброшен лишь деревянный мостик, и он всякий раз сам за собою его поднимал, запираясь в опочивальне. Выступая в народном собрании, он уже не решался стоять прямо перед народом, а говорил свои речи с высокой башни[20].
Этот отрывок из «Тускуланских бесед» Цицерона (написанных, нужно отметить, спустя четыре столетия после смерти Дионисия) следует воспринимать не столько как исторический анекдот, сколько как пример экстравагантных побасенок, что окружают великих правителей, в особенности если те остаются у власти достаточно долго для того, чтобы приобрести отчасти культовый статус. Дионисий Старший правил не менее тридцати восьми лет, и этот период тирании Диодор называл «наиболее длительным и суровейшим в истории человечества». Как ему это удалось? Разумеется, он обладал всеми характеристиками, необходимыми для эффективного руководства государством, – мужеством, уверенностью в себе, высоким интеллектом, решимостью и даром красноречия (последнее качество всегда имело принципиальное значение в греческом мире). Но ясно, что было что-то еще, позднее проявившееся в других – очень и очень немногих – людях; речь об Александре Великом, Юлии Цезаре и Наполеоне. Можно рассуждать о харизме, о качествах «звезды» – да называйте как угодно. На самом деле это «что-то» невозможно определить наверняка; с уверенностью мы можем говорить только, что мы опознаем это «что-то», когда видим его, и что Дионисий Сиракузский обладал этим «чем-то» сполна.
Захватывает дух от того, сколь деликатно – другого слова здесь не подобрать – Дионисий шел к власти. Он не вступал в союзы ни с аристократией (к которой сам никоим образом не принадлежал), ни с народом; никогда не позволял себе считаться бунтарем или, хуже того, революционером. Его притязания опирались прежде всего на безопасность города и всех, кто в этом городе жил. Враг еще стоял практически у ворот; нового нападения можно было ожидать в любую минуту, и после провала в Акраганте и Геле других сиракузских полководцев – некоторые из них, что установили лазутчики Дионисия, вели тайные переговоры с Карфагеном – он скромно предложил, что теперь надлежит доверить верховное командование ему (и никому иному). Чтобы укрепить свои позиции, он взял в жены дочь Гермократа[21], за шурина которого выдал собственную сестру. Только когда утвердился на вершинах власти, он открыто выступил
Здесь и далее перевод М. Л. Гаспарова. –
Две женщины, которых упоминает Цицерон, – это поздние «приобретения», на которых Дионисий женился одновременно в 399-м или 398 году. Оба бракосочетания, по преданию, совершились в одну ночь. Дочери этих женщин получили имена Благоразумие, Честь и Справедливость (Софросина, Арета и Дикелосина) – возможно, чтобы «компенсировать» скромное имя одной из матерей (Дорида).