Ночные легенды (сборник). Джон КонноллиЧитать онлайн книгу.
ковбоя.
Посреди пустыни западной Невады открывает глаза человек в поношенной джинсе. Он лежит на песке, и хотя его безжалостно палит солнце, кожа у него не обожжена. Своего имени он не помнит; не помнит и того, как здесь очутился. Знает лишь, что нутро ему сводит боль и ему необходимо к кому-то притронуться.
Человек поднимается на ноги, и ковбойские сапоги из кожи варана кажутся ему странно знакомыми. Человек отправляется в сторону шоссе.
Демон мистера Петтингера
Епископ был похож на скелет с длинными, без морщин пальцами и выступающими руслами вен, извилисто струящимися по бледной коже словно древесные корни по снежному покрову. Лысая как коленка голова сужалась на темени в шишак; лицо было скрупулезно выбрито или же не имело волос в принципе, что лишний раз указывало на подавление плотских аппетитов. Облачен епископ был исключительно в пурпурные и багряные тона, сразу после белого воротничка, покоящегося на шее подобием сползшего нимба. Когда он встал для приветствия, текучие складки одежд смотрелись таким контрастом бледной остроте головы, что мне на ум невольно пришло сравнение с окровавленным кинжалом. Я неотрывно глядел, как пальцы его левой руки медленно и тщательно обвивают чашечку трубки, а правая нежно уминает в нее табак. Было что-то поистине паучье в том, как скрытно шевелятся его пальцы. Пальцы епископа мне не понравились, да раз уж на то пошло, мне не понравился и сам епископ.
Мы сели у противоположных сторон мраморного камина в его библиотеке, зарешеченный огонь которого был единственным источником света в обширном помещении, пока епископ не зажег спичку, которую поднес к своей трубке. Это действие как будто подчеркнуло глубину его глазниц и придало желтоватый оттенок белкам его глаз. Я смотрел, как при затяжках впадают его щеки, и когда сосущие движения стали мне непереносимы, я перевел взгляд на тома, расположенные на полках. Подумалось: сколько из этих книг епископ прочел. Он показался мне человеком из тех, кто книги недолюбливает, исподволь порицая семена крамолы и вольнодумства, которые они могут посеять в умах не столь вышколенных, как у него.
– Каково ваше самочувствие, мистер Петтингер? – спросил епископ, когда трубка, к его удовольствию, раскурилась.
Я поблагодарил его за заботу и ответил, что с некоторых пор чувствую себя гораздо лучше. У меня еще оставались некоторые нелады с нервами, и ночами я, бывало, метался во сне от грохота канонады и суеты крыс в окопах, но рассказывать об этом сидящему напротив человеку было бессмысленно. Были такие, кто возвращался в гораздо большей степени распада, чем я, с телами изувеченными, а умом, разбитым вдребезги, словно хрустальная ваза. Я каким-то образом умудрился сохранить все свои конечности, а отчасти и рассудок. Мне нравилось полагать, что Бог, по всей видимости, оберегает меня во всех моих перипетиях, даже когда складывалось впечатление, что Он повернулся к нам спиной и бросил нас на произвол судьбы, а в наиболее беспросветные моменты казалось, что Он давно меня отверг,