Наследник. Андрей ВиноградовЧитать онлайн книгу.
уха, чертики в глазах. Или фотограф специально так свет поставил? Негодник Петруха, бесов сын. А еще говорят – бестелесные существа! И близко нет никакой бестелесности, фигня полная. Сами домовые о себе эти слухи и распускают. Вроде как бестелесные, значит неуязвимые. Если, мол, люди в курсе будут этого дела, в смысле – неуязвимости, то и пробовать «уязвлять» не станут – какой смысл силы зря тратить?! А следовало бы! Хитрющие бестии.
У моего домового характер прескверный. Не удивлюсь, если он ходит в передовиках среди пакостников. Имеет, наверное, за это послабления… Там, где особенно злостных говнюков послабляют. Хм… Что бы это значило? Ну… к примеру… К примеру, право сидеть в присутствии высокого начальства. Курсовка на воды. Или… скидки в русалочьем пруду.
Мама зовет Петруху «Домовошкой», «Никудышником» и «Паразитом». «Паразит» ему нравится. «Я кого хочешь паразю, а меня никто!» – куражится, выпячивая тщедушную грудь колесом. Лишь раз на моем веку мама снизошла до «Домовёнка», да еще и по имени его назвала. Выслужился Петруха, вот она и раздобрилась. Вспомнил, убогий, про ее день рождения, поздравил. Но мне-то откуда почерпнуть доброты, чтобы прощать это чудовище за его прегрешения? Вот устроил: даже полка кретинская съехала набок. Намекает, зараза, на то, как устроена моя жизнь! Будто кто ее спрашивает! Будто понимает она что в человеческой жизни! Банальная тара, хоть и элитная, а туда же – людей жизни учить! Ну да, не с нее спрос… Домовошка чертов! Никакого сладу с ним нет! Напра-асно я так… Не подумал. А ведь есть нынче с Петрухой… слад. И как это я запамятовал? Надо бы Дядю Гошу упредить, чтобы поаккуратнее был, нос свой не совал куда не следует… Вот и спрашивается: с какого ляду мне в сон фрау Меркель с ее проблемами подтасовывать, когда у меня свои персональные мигранты, чтоб их… Один из этих обормотов интересовался на днях «поясом шахида». Ну я расписал ему платок, обернутый вокруг талии, а в нем деньги спрятаны, лепешка на случай, если оголодает азиат… Вроде прокатило.
– Петруха! – стучу ногтем по банке из-под заморского табака.
Она тут, под рукой, на тумбочке. Содержимого в банке – щепотка, может быть и того меньше, но даже зарытая, она источает крепчайший аромат. Это, ясное дело, иллюзия, одинокая вспышка воспоминаний о том, как когда-то раскуривал на балконе трубку, подставлял лицо вечернему ветерку. Представлял себя на борту одинокой шхуны посреди бесконечного океана. Потом у какого-то гада во дворе на все лады заблажила противоугонка и разом подорвала сигнализации у соседних авто. Совершенно неприемлемый для океанских просторов гвалт. Посейдон таким мощным пинком вышиб мою шхуну на густонаселенный остров, что трубка от неожиданности выпала из моих рук на палубу. На моем балконе палуба покрыта древней керамической плиткой, о такой в детстве грезил, судя по всему, деревенский парень Сережа Собянин. Но плитка на палубе – явное пренебрежение к канонам судостроения, и трубка пала его жертвой, треснула. Я было вознамерился запустить картофелиной по крыше авто – виновника понесенного