Очень маленькое созвездие. Том 2. Тихая Химера. Ольга АпреликоваЧитать онлайн книгу.
тебе все забыть.
– Я не понимаю тебя, – стало тошно от своего тупоумия. – Понимаю только, что меня уже не стоило спасать, – пожал плечами Юм. – Позвольте же показать, что вы не зря это сделали. Что я могу пригодиться и… Хотя бы воздух отработать.
– Да не должен ты ничего отрабатывать!
– Погоди, Ние, – вмешался Вильгельм. – Пусть. Пусть лучше посидит на марше… Это будет полезно. И не вздумай ничего разъяснять… Ты понял? Пусть лучше… Отрабатывает.
Потом Юму казалось, что именно после этого разговора и после нормального, емкого с точки зрения сложных маневров часа за пультом он начал очень быстро поправляться. Его стали пускать за пульт ежедневно – хоть и ненадолго, но успевал он куда больше, чем Ние и Вильгельм вместе: корректировал их курс, прокладывал трек для автопилота на сутки вперед оптимизировал скоростные переменные…Голова не болела. Работал хорошо, не спеша и потому безошибочно. Ние и Вильгельм были изумлены – но сам-то он помнил, до какой скорости он мог разогнать корабль на марше и как молниеносно летали над пультом его руки до катастрофы. Сейчас все осторожненько, с проверкой – главное, чтобы без единой ошибки. Оживаешь от радости, что умеешь вести корабль, хоть и медленно пока, но все же лучше и быстрее, чем молодой Ние и доктор Вильгельм, которые были пилотами лишь постольку поскольку. И теперь он не из милости переводит воздух, а заслуженно. От него – польза. Юм даже стал улыбаться. Он радовался теперь всему, и даже по утрам в бассейне куда дальше сам мог проплыть и, дрожа терпкой слабой болью и ноя, стали оживать ноги. Обрадованный Вильгельм, однажды заметив, как Юм сосредоточенно пытается шевелить ногами, набросился на него с кучей новых лекарств, с массажем и упражнениями, со специальной едой и приборчиком, который выпускал зеленоватые острые лучики и невыносимо щекотался. И еще он выставил красные сандалики на полку с игрушками, на самое видное место. Юм улыбнулся и сказал:
– Ну ладно, я буду верить, что они мне скоро понадобятся.
Дня через три Юм проснулся и обнаружил, что с него будто бы сняли очень тугие ледяные колготки, так тепло и хорошо было ногам. И, само собой, он сразу вдесятеро усерднее стал выполнять все упражнения, и, хотя пробовать самому вставать ему не разрешали, он иногда тайком стал, косясь на красные сандалики, сползать с кроватки и становиться на по-змеиному мягкие предательские ноги. Чаще всего он шлепался на пол, когда они вдруг подламывались, но все равно уже знал, что скоро будет ходить сам.
В этом смысле все было хорошо. И с Ние и Вильгельмом он стал меньше бояться разговаривать. Трехмерный, пустой, неподвижный мир без видений и полей прошлого и будущего теперь стал привычнее, но зато и тот, прежний, исчезал, истаивал в памяти. Не удержать. Юм идеально – но очень медленно – работал за маршевым пультом – но иногда с тоской посматривал на ротопульт, который при нем никогда не включали – неужели он и тайм-навигатором больше быть не сможет? Он подбирался ползком и прислонялся к тяжелым дугам, покачивал их, сидел на краешке, глядя в пустое мягкое гнездо. Туда нельзя сейчас ложиться. Потому что не удержаться, и ротопульт включится на одно это его слезное желание